Евгений Мишагин - Английский след. Детектив с элементами иронии и любовного романа

В этот самый момент Саша поднимался по лестнице из подвала на допрос. В мало обставленной мебелью комнате по всему было видно, что дом новый и не совсем еще обжитой. На окнах висели плотные шторы. Посередине комнаты на стуле сидел тот самый пижон в черных очках, другой стоял сзади.

— Давай, Котяра, расскажи нам, почем срубил за Кондрата? — спросил пижон.

Саша не понял его вопроса совсем:

— Чего срубил? За какого Кондрата?

— Ах ты, гадский потрох, будешь мне тут фуфло толкать, я тебе не мент, я тебе мозги-то быстро вправлю! — почему-то сразу разозлился пижон, встал со стула, подошел к Саше и ударил его в живот — он согнулся, тот ребром ладони ударил по шее. Саша упал. Пижон нагнулся над ним:

— Я тебя заставлю говорить! Ты нас за нос не поводишь!

Кошмар допросов продолжался. Из другой комнаты подали какую-то команду, и пижон ушел туда. Саша корчился на полу, из носа и рта у него текла кровь.

Петр Венедиктович сидел посередине большой комнаты в кожаном кресле за столом, на котором стояла водка, банка черной икры, несколько упаковок разных мясных и колбасных нарезок, хлеб, сок в бутылке и сигареты.

Витек с завистью смотрел, как босс небольшими глотками пьет водочку, намазывает маленькие кусочки икорки и аппетитно жует. Мало того что Витек был голодный и с утра ничего не ел, но он был еще и с похмелья, а за день пил только холодную воду из-под крана, оттого и был такой злой.

Петр Венедиктович спросил:

— Как он там?

— Говорит, гнида, что не знает делов.

— Плохо, Витя, старайся. Но не перестарайся, он нам нужен пока живой.

Пришел пижон, нагнулся над Сашей и снова стал задавать вопросы:

— Я повторяю, кто тебе заказал Кондрата?

— Кондратьева, что ли? — пробормотал Саша, еле ворочая языком, выплевывая кровь.

— Ах, дошло! Ты у меня еще не так вспомнишь! Я слушаю тебя!

— Я его не убивал.

— Кто же тогда?!

— Я не знаю.

— Знаешь и скажешь! — кричал разъяренный пижон, схватил Сашу за его больную ногу и стал ее ломать.

Очнулся он в полной темноте на цементном полу. Сильно болела нога и тяжело было дышать. Осмыслив произошедшее и представив свое возможное будущее, он пополз, не зная куда, но понимая зачем. Уперся в стену, пополз вдоль стены дальше. Один угол прошел, второй угол. «Что это?» — зацепился Саша плечом о небольшой торчащий из фундамента конец арматуры.

Он перевернулся спиной к стене, с большим трудом занес замотанные руки на торчащий кусок арматуры и начал тереть об него скотч. Сколько времени это продолжалось, он не знал, долго, изодрал в кровь руки, но скотч все-таки поддался и слетел.

— Фу, — потирал руки Саша, сидя на полу: «Что делать дальше? Если освобождение рук не принесет реального успеха, то за это будут бить еще сильнее и замотают так, что не выберешься, а значит, путь только один — вперед».

Он еще раз прополз весь подвал, уже ощупывая руками стены. Ничего возможного для побега не обнаружил: ни окон, ни небольших отверстий. Оптимизм у него угас. «Напасть на человека, который придет открывать дверь? Если это будет пижон, то он здоров, свалить его трудно, я устал, и сил нет, болит нога. Да и с другим справиться будет тоже нелегко».

Когда Саша учился в университете на юридическом факультете, он читал литературу не только по учебной программе, но и художественную. На четвертом курсе он взялся взахлеб читать беллетристику детективного жанра. Дочитался до того, что в своем сознании начал рисовать детектива в образе себя. Он хотел заниматься расследованием, а точнее, разбираться в чьих-то авантюрах, подвергаться испытаниям, риску во имя спасения других — как и описывалось в тех прочитанных им книгах. По этому поводу он даже увлекся рукопашным боем, но заниматься всерьез этим видом спорта ему хватило характера только на полгода, до участия в первых контактных соревнованиях с конкурирующей секцией, где он пропустил один качественный удар в челюсть, после которого пошли круги в глазах. Идти работать в правоохранительные органы его не тянуло, не нравились их полувоенные порядки, дисциплина. Он всегда представлял себя с пистолетом за поясом, а не под мышкой в кобуре, хотелось ему быть вольно определяющимся, в костюме, в галстуке, может, даже в шляпе, но никак не в форме. Сейчас, сидя на полу в темноте, он чувствовал упадок настроения, свою неспособность к борьбе, страх приводил его в смятение и растерянность. Саша думал о своей матери. Он представил, как ей сейчас плохо, ему вспомнилось, что ближе к старости мать все чаще стала обращаться к Богу. Как-то раз она говорила ему слова из Библии: «Отчаяние — это большой грех». Саша постарался в своем сознании сконцентрироваться: «Надо мыслить логически. Когда поднимали на допрос, то в подвале зажигали свет. Значит, тут есть лампочка и к ней проходит провод». Он стал искать лампочку: невзирая на боль в ноге, допрыгивал до потолка и шарил рукой, но она не находилась. Он устало сел на пол: «Зажигали свет за дверью, значит, провод идет от двери».