Тамара Лисицкая - Двенадцать

На напольных весах горкой лежали адвокатские пальцы-сосисочки.

— Макс! — позвала я, присев рядом с весами.

— Ну? — Макс подошёл, брезгливо ступая.

— Макс, — мой голос дрожал, но я ощущала себя лучше, — сфотографируй это, Макс.

И тут я сделала то, что не смог бы объяснить ни один доктор. Я аккуратно разложила пальцы, затем согнула свой, живой и тёплый, и поднесла к адвокатским.

— Фотографируешь, Макс?

— Фотографирую, — голос его был странным. — Ты себя нормально чувствуешь?

— Нормально… Фотографируешь?

— Фотографирую-фотографирую! — он достал «мыльницу», щёлкнул. — Но, предупреждаю, ты сама себе здесь не понравишься. Подружкам лучше не показывай.

— Поедем к Инге, да, Макс?

Он схватил меня — почему-то за ухо, — выволок на лестницу и потащил вниз.

Уже возле редакции он остановил машину и выбежал к телефону-автомату. Я смотрела в окно, видела, что он что-то энергично объясняет, машет руками… Постепенно сознание возвращалось ко мне…

— В милицию анонимно позвонил, — сказал Макс, загружаясь. — Ну, куда тебя — в психушку или к редактору?

— В «Вечерку», — прохрипела я.

— Что, правда, что ли? — он обернулся ко мне. — А если буянить начнёшь? Бросаться на людей? Петь запрещённые песни?

— Я в порядке, Макс, — ответила я. — Со мной было что-то непонятное. Приступ какой-то… Всё прошло. Едем в «Вечерку». Давай выпьем чего-нибудь. Время есть. Потом поедем в «Вечерку».

— Когда человек говорит о выпивке, я верю, что он здоров. — Макс лихо развернулся.

Купил в палатке недорогой коньячок, и мы, не выходя из машины, выдули его, передавая из рук в руки маленький, как напёрсток, серебряный карманный Максов стаканчик.

— Ты знаешь, мне всё это перестает нравиться, — загрустил Макс. — Ерунда какая-то. Я хочу кого-нибудь привлечь к ответственности!

— Кого?

— Не знаю. Тебя, например… Всё, поехали. Хочу сегодня успеть уйти в отпуск.

Максу было всё равно — трезв он или пьян. Машину заносило на поворотах, троллейбусы повисали на усах, уворачиваясь от нас. Слава богу, обошлось без жертв и разрушений. Хотя я не удивилась бы нисколько.

В «Вечерке» нас уже знали, приветливо улыбались.

Инга Васильевна, облачённая в силуэтный костюм в породистую полоску, шла по коридору под руку с толстым гражданином в очках. Гражданин внимательно слушал и кивал, она тихо говорила ему что-то. Увидела нас, коротко попрощалась, и толстяк вежливо испарился.

— Идём! Идём! — Инга Васильевна на ходу перестроилась, пропустила свою руку под мой локоть. — Скорее! Я всё поняла!

Макс объяснялся, я тупо шлёпала, глядя под ноги. Рядом с моими перепачканными туфлями сверкали блестящие босоножки Инги Васильевны с жемчужными ноготками. Её рука крепко держала мою. Всем тем, что у меня было справа, я ощущала её тело. Выпуклое твёрдое бедро, тёплое плечо…

Что всё-таки происходит? Почему все эти люди сохраняют спокойствие? Почему они говорят сейчас о деньгах? Почему у них жемчужные ногти? Во мне самой что-то окончательно переломилось.

Мне пришлось напрячь память, чтобы понять, зачем меня усадили за компьютер. Рядом стояли сотрудники «Вечерки». Смотрели на меня — кто с грустью, кто с удивлением. Макс требовал принести мне кофе, что-то говорил в моё ухо, суетился, выгонял посторонних. Газетчики, оглядываясь, потянулись к выходу в коридор. Вдруг из толпы выскочил молоденький паренёк, курьер наверное, подбежал ко мне и протянул блокнотный лист.

— Распишитесь, пожалуйста, Лора!

— Что? — я никак не могла понять, чего ему надо, под чем я должна поставить подпись, лист же чистый.

— Дайте автограф на память! — паренёк просто истекал счастьем. — Толику от Лоры Ленской!

Макс сделал круглые глаза.

И снова улица, расступаются автобусы.

— Слушай, Лора… Можно, я буду звать тебя просто Наташей? — Макс улыбался мне в зеркало. Я валялась на заднем сиденье и тупо пялилась в окно.

— Так куда едем, Наташа? В редакцию, в милицию, в больницу, в кабак?

— Не знаю.

— Значит, никуда не едем.

И он вдруг остановился посреди потока, в центре дороги. Вокруг завыли сирены, снаружи образовалось кольцо объезжающих. Но объехать нас было не так-то просто. Всё запробковалось, застопорилось, в окнах авто появились водительские головы. Нас беззвучно ругали, размахивали руками, кто-то куда-то звонил, кто-то тут же выскочил из авто и пошёл на Макса врукопашную. Я наблюдала эту свистопляску сквозь туман в мозгу и даже с интересом, пока вдруг прямо перед моим носом не затормозило такси. На заднем сиденье была женщина с грудным младенцем. Она прижимала его к себе и с нехорошим выражением лица смотрела по сторонам. Нервничала. Рядом с ней крутил головёнкой ещё шкет лет пяти. Увидел меня, прилип к окну и вдруг заулыбался.