Тамара Лисицкая - Двенадцать

Спасибо тебе, добрая женщина… Стерва. С каким бы удовольствием я послала бы тебя туда же, куда пыталась послать в такси Лёвины связи!

В семь позвонил Рушник и предложил подвезти меня в спортзал к адвокату. Я, сонная и злая, отказалась и грязно обругала Николая Игоревича. Тогда он сообщил, что приедет сам по себе, как независимый наблюдатель. Ему, видите ли, хочется знать реакцию Резанникова на мой материал. А потом, если материал понравится, он, Рушник, отвезёт меня позавтракать. Я грязно обругала его ещё раз.

Потом позвонил фотограф Метрин и дико извинялся, но фотографии получились плохо. Какой-то кошмар. Он, Метрин, десять лет в фотографии, но тут со светом — полная беда. Всё было сделано по правилам. А вышло — хуже некуда. И он обязательно подъедет днём в адвокатский офис и сделает повторный сеанс. Но не буду ли я любезна, не захвачу ли «мыльницу» с тем, чтобы — на всякий случай — сделать несколько «домашних» фото в спортзале…

Потом я долго набирала Макса. Нужно было упросить его подбросить меня сначала в редакцию за фотоаппаратом, потом в спортзал. И оградить меня от рушниковских эмоций.

У Макса не отвечали. Наконец, звонке на двадцатом, сонный женский голос спросил в трубку:

— Чего?

— Будьте добры, пригласите Макса, пожалуйста.

— Макса? — девушка, видимо, пыталась вспомнить, кто такой Макс. Потом я услышала нерадостный голос коллеги.

— Макс внимательно слушает!

Я вкратце объяснила ему задачу и быстро повесила трубку, чтобы не поругаться.

— Что, нельзя было ему по факсу твой опус выслать? — зло ворчал Макс и зевал так, что не вписывался в повороты.

— Он будет в спортзале, там нет факса. А время не терпит.

— Зато я почему-то должен всё терпеть!

Спортзалом называлось громадное помещение с барами, стоянками и прочими атрибутами удачной спортивной и бандитской жизни. Макс долго не хотел выбираться из машины и просил оставить его поспать. Но перспектива столкнуться в коридоре тет-а-тет с Рушником мне не нравилась. Пришлось заму главного редактора выползти на улицу.

Он ворчал всю дорогу, ругал меня, Рушника, Лёву, какую-то Марину… Охранник-вахтёрша долго не могла понять, кого мы ищем. У них, видите ли, умеренно свободное посещение по абонементам. Её никто не уполномочивал узнавать фамилии и потом сообщать их нам. Пришлось идти по этажам.

Макс сразу оживился — там-сям мелькали ухоженные девочки-спортсменки-фотомодельки. Я вдыхала смешанный аромат водной хлорки и пота. А это что? Знакомый запах без запаха — у меня, как у охотничьей собаки, зазвенели мышцы.

— Он там, — сказала я и не узнала своего голоса.

— Вот и иди к нему, — Макс уже настроился на волну очередной фотомодельки в обтягивающем велосипедном трико.

Я молча потянула его за собой. Мои руки дрожали.

— Извините, девушка! — крикнул Макс фотомодельке. — Старшая сестра разбушевалась! Сейчас я её утоплю в бассейне, и мы сможем вместе с вами сделать разминку!.. Куда ты меня тащишь, ненормальная?

Мы топали по неосвещённой лестнице. Никаких указателей, голые стены. В горле у меня рос комок тошнотворной горечи, ноги заплетались, голос прерывался и дрожал. Выглядела я, наверное, ужасно…

— Сейчас… Сейчас… — хрипела я.

— Да что сейчас! Ты совсем свихнулась! Отпусти меня!

У невзрачной двери, единственной на пролёте, я остановилась.

— «Кабинет измерения показаний», — прочитал Макс на табличке. — Ты что-то хочешь у меня измерить? Так я не дамся! Я гордый!

Меня вырвало прямо на лестничной клетке. Макс замолчал и отошёл в сторону.

— Да-а-а, — наконец, выдавил он. — Тебе надо больше отдыхать…

Я стояла, держась за стену. В голове гремело, тело висело на мне тряпкой.

— Он там, — говорила я не своим голосом, не осознавая, что со мной происходит…

— Кто? — вежливо спросил Макс. Потом вдруг подошёл к двери, рывком открыл её и заглянул внутрь. Какое-то время шарил в темноте, затем щёлкнул выключателем…

Я всё ещё стояла у стены, когда Макс вышел обратно. Он молча закурил.

Я рыдала у стены, кашляла, пыталась сделать шаг. Сделала.

На полу кабинета измерений среди спортивного мусора лежал вчерашний адвокат Резанников. Вернее, то, что от него осталось. Неизвестный безумец изрезал его вдоль и поперёк. По сути дела, остался только человеческий конструктор. Я стояла в дверном проёме и выла, как волк.

Потом, не давая себе отчёта, я начала бродить по кабинету. Я просто кружила вокруг адвокатских нарезок и что-то говорила, плакала, хохотала. Временами в проёме видела серьёзное лицо Макса…