Тамара Лисицкая - Двенадцать

— Держи… Лёва, почему это всё происходит со мной? Эти убийства…

— Убийства происходят не с тобой, а с этими несчастными. Ты просто оказываешься в нужное время в нужном месте.

— В ненужное время и в ненужном месте! Но почему я там оказываюсь?

— Потому что у тебя такая работа. Милиционеры, врачи, пожарные и журналисты всегда оказываются в нужном месте, это их профессиональный долг. И чем раньше они в этом месте окажутся, тем больше они профессионалы…

Лёва вдруг замолчал, схватил пульт и сделал звук телевизора погромче.

На экране была картинка знакомого спорткомплекса. Где-то сзади угадывались милицейские мигалки. На переднем плане корреспондент что-то говорил и держал «Вечерку»!

— …Остаётся только догадываться, как корреспондентам газеты удаётся так оперативно реагировать на происшедшее. В ближайшее время мы попытаемся пригласить их в нашу студию. А теперь послушайте судмедэксперта Розочко.

Лёва не ел, смотрел внимательно, и лицо его медленно теряло цвет.

— Хотелось бы мне посмотреть на этих корреспондентов… — он медленно взял пальцами помидорный кружочек из салатницы. — Исключительно циничные люди, надо сказать… Но профессионалы — вот тот самый случай… Ты думаешь, они бросятся делать прямой массаж сердца? Они станут спрашивать умирающего об ощущениях! С точки зрения популярного гуманизма это — бесчеловечно. С точки зрения журналистики — профессионально… Одно мне непонятно — КАК у них всё это получается?

Он мягко сдавил помидор и меланхолично смотрел на сок с жёлтыми семенами, поползший вниз, по кисти… потом по костному бугорку запястья… прямо в рукав халата.

В кадре телевизора судмедэксперт держал напольные весы, на которых когда-то валялись пальцы адвоката.

— Орудием убийства были вот эти весы, — говорил он. — Преступник нанёс ими удар сзади по голове погибшего, потом расчленил тело. Убийство предположительно произошло в восемь утра. В последний раз адвоката Резанникова видели в тренажёрном зале в семь пятьдесят…

В восемь мы только-только подъезжали к редакции. Потом взяли фотоаппарат и через минут двадцать были у спорткомплекса. Пока нашли комнату…

Я вспомнила открывшуюся мне в комнате картину и помчалась к унитазу! И горячая волна тошноты! Рядом со мной мчался Лёва! И, судя по всему, он не собирался помогать мне, а тоже бежал к унитазу! Столкнувшись лбами, тяжело дыша, мы оба повисли над голубыми унитазными просторами.

— Ну как ты? — спросил через минуту Лёва, не поднимая головы.

— Нормально…

Приступ прошёл. Мы оба успешно укротили свои организмы и не омрачили наш медовый месяц совместным пачканьем унитаза. Лёва сунул голову под струю холодной воды и отряхнулся, как пёс.

— Я очень болен, — сказал он крану с тоской.

Милый! Несчастный! Я подбежала к нему, прижала к себе его мокрую голову, зацеловала его волосы «соль с перцем», его глаза «глупость с мудростью»… Он не брыкался, но и не раскисал. Остался в той же напряжённой позе, только слабо похлопал меня по руке.

Я была настроена очень решительно. За всю жизнь во мне насобиралось столько нереализованной нежности, а в последние дни в этих залежах ещё и начались взрывоопасные реакции… Я готова была бросить работу, забыть о карьере, сесть и доставлять удовольствие ему. И себе. Любить его. Ласкать его. Гладить его. Уважать его. Слушать его. Растопить лёд в нём и повсеместно вокруг него, включая льды Северного и Южного полюсов. Как мне хотелось любви, покоя и нормальной, тихой жизни! И ответной нежности с любовью!

— Хороший мой! Бедненький! — я вытирала его голову, вертела его всего в руках, как ребёнка. Он не сопротивлялся. Молчал. — Сейчас я тебя согрею, обниму, и ты мне всё расскажешь. И мы вместе подумаем, к каким врачам обращаться, где доставать лекарства… Я буду носить тебе передачи. Буду массировать тебя, блюда разные диетические готовить, хочешь? Мы пошлём на фиг все эти работы, всех этих маньяков, правда? Пускай милиционеры с Рушником делают интервью и ловят убийц. Мы уедем, да? Куда-нибудь в санаторий.

— Не сюсюкай со мной… — он взял из моих рук полотенце, повесил, провёл рукой по мокрым волосам и стал прежним Лёвой. Ему понадобились три минуты, чтобы слиться с окружающей средой — тупой, жёсткой, убивающей… самые светлые чувства… Я мрачно поплелась вслед за ним на кухню.

По телевизору уже показывали кино. Боевик, ясное дело. В главных ролях Никита Сиракузов и Йоко Иванова. Льётся клюквенная кровь, таращатся пистолеты. Новое кино, натужная добыча адреналина. Станиславский бы умер, не дожидаясь кульминации. Господи, зачем они это всё снимают и потом смотрят? Я выключила телевизор.