Алан Милн - Очень недолгая сенсация

Раздался легкий стук в дверь. Она взяла с постели зеркальце, взбила волосы и сказала:

— Генри, дорогой, входи.

Вошел муж.

— Ну, милый, уже позавтракал? — произнесла Джулия, усиливая голос, чтобы он мог достичь балкона, тем самым увеличивая пространство спальни. — В этот раз тебе приготовили омлет, как ты любишь?

— Да, отлично, спасибо.

— Потому что я могу еще раз поговорить об этом.

— Спасибо, уже все в порядке. Чудесно, что ты не забываешь о таких вещах.

— Да, милый, если я не хорошая жена, то кто же?

— Ангел.

— Ты не прав, милый. Ангелы определенно не могут быть хорошими женами. Им чего-то не хватает. По крайней мере, — сказала Джулия, затрепетав ресницами, — мне так говорили. — Ресницы, которые будут трепетать при беседе с Нашим Театральным Корреспондентом над столиком с ленчем, окажутся длиннее и к тому же другого цвета, но Джулия будет трепетать ими не менее искусно.

— Радуешься своему дню рождения?

— Посмотри! — Она протянула руку и пошевелила пальцами.

— Нравится?

— Я в восторге. Спасибо, милый. Подойди поцелуй меня.

— С удовольствием.

Прошло минут пять, и Джулия сказала:

— Это один из наших самых долгих поцелуев. Ты не опоздаешь? — Она взяла зеркальце, посмотреть, что от нее осталось.

— Вероятно. Когда мы теперь увидимся? Пообедаем вместе где-нибудь в Сити? Давай. Почему бы нет?

— Извини, милый, я обещала Берти.

Губы его сжались, это была непроизвольная реакция множества мужей при упоминании имени Берти.

— Обязательно?

— Боюсь, что да. Мы уговорились.

— Я имею в виду, что…

— Я знаю, что ты имеешь в виду, милый.

— Что ж, ладно, — сказал Генри, пожав плечами. — Мы можем поужинать вместе после спектакля, если хочешь.

— Ты знаешь, я это ненавижу.

— Как правило, да. Но не по особым поводам.

— Милый, я обещала поужинать с О.Д.

— С этим хамом?

— Именно.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты…

— Милый, пока я помню, что он хам, все в порядке.

— На что он сейчас нацелился?

— На Шекспира. И, подозреваю, уже задолго до того, как я стала за ним присматривать.

— Почему надо было выбрать именно твой день рождения?

— О Небо! — воскликнула Джулия, простирая к нему руки. — Если я не договорюсь, чтобы начать играть Джульетту в тридцать девять лет, то когда и начинать?

— Да, я понял… У тебя дивные руки.

— Знаю. Как и у Джульетты. «В последний раз ее обвейте, руки!» [28] В. Шекспир, «Ромео и Джульетта», действие V, сцена 3, перевод Б. Пастернака. Ах нет, это Ромео. Проклятие, я опрокинула молоко. Милый, забери поднос, пока не пролилось на постель, а потом уходи сам. Мы можем съесть вместе ранний обед, если хочешь, но я знаю, ты не любишь ранних обедов.

— Нет, давай. Где-нибудь около театра. Я вернусь к шести. До свидания, дорогая.

Его руки обвили Джулию в последний раз, она запротестовала:

— О Генри, не надо больше, — и потянулась за зеркальцем.

Генри ушел.

Три пакета оставались неоткрытыми. В одном была книга. От Джона. Ну, это не настоящий подарок на день рождения, поскольку он давно обещал подарить эту книгу. В другом — о Боже! Снова от дочери Эрментруд, девятнадцатилетней Глэдис Уокер. Вот уже девять лет Глэдис обожает мисс Трехерн и на каждый день рождения дарит ей что-то, сделанное собственноручно. Пора ей, подумала Джулия, выйти за какого-нибудь красавца военного и уехать с ним в Индию.

Третий пакет пришел по почте. Интересно, от кого, думала Джулия. Очень любопытно. Из Эндоувера. Название было ей незнакомо. Чей это почерк? Неизвестно.

Джулия разрезала бечевку и обнаружила письмо и коробочку. Что сначала — открыть коробочку и посмотреть, что ей прислал этот неизвестно кто, или прочесть письмо и понять, кто же он? Она закурила сигарету, снова взяла зеркальце и посмотрелась. Что это за пятнышко на подбородке? Проклятие. Нет, ничего нет. Она бросила зеркальце на постель и открыла письмо.

Арчибальд Фентон. Отлично! Она прочитала письмо. Отлично! (Что у нее было намечено на воскресенье?) Она открыла коробочку. Отлично!

Джулия смотрела на часы с буквой «Д», выложенной мелкими бриллиантами, и думала, какие они хорошенькие и как это мило с его стороны (ведь он высокий, стройный, кажется, так), и на самом деле он не должен был дарить такую вещь; все это время она мысленно пыталась выделить его из сотни мужчин, которые могли послать ей часы с мелкими бриллиантами, но не сделали этого. Эта попытка оказалась сложна для Джулии, потому что для нее все мужчины, кроме мужа, были одинаковы; просто мужчины, которые говорили забавные вещи, или делали комплименты, или расплачивались с официантом, их можно было называть «дорогой», а если у каждого из них был собственный характер (она полагала, что был), и душа, и стремления — у Джулии никогда не было времени заниматься их изучением, а у самих у них не было стремления проявить себя. Возможно, потому что этого нельзя сделать ни за ленчем, ни за ужином, ни когда танцуешь, ни когда одеваешься, ни на коктейлях, а другого времени у нее не было. Про женщин все понятно, одну женщину отличишь от другой с первого взгляда, но десяток мужчин, пытающихся произвести хорошее впечатление, совершенно одинаковы, и в их лицах нет ничего запоминающегося.