Дарья Донцова: Обед у людоеда

– В доме восемнадцать кто живет?

Тетка пожала плечами:

– Это дача, а уж чья, не знаю, ее не так давно купили.

– Другой дороги нет?

– Нет, – хором ответили бабы и пошли вдоль платформы в противоположную от меня сторону.

Я спустилась по железной лестнице вниз, свернула влево и двинулась в путь. Фонарей тут не было. Узенькая вытоптанная дорожка вилась между деревьями. Сначала я довольно весело шагала, напевая для бодрости во весь голос бессмертную арию «Сердце красавицы склонно к измене», но, когда прямо передо мной возникла ржавая, кое-где покосившаяся ограда, за которой виднелись кресты и надгробия, моя решимость куда-то улетучилась. А вы любите ночью в одиночестве бродить по погосту? Наверное, странно, но я не в восторге от подобного времяпрепровождения.

Узенькая калитка покачивалась на ветру с рвущим душу скрипом, огромная луна висела над кладбищем, где-то вдалеке что-то ухало и вздыхало. Весь пейзаж напоминал второй акт балета «Жизель». Вот сейчас разверзнется могила, и на свет явится призрак несчастной девушки, погибшей от любви к ветреному парню. Только подобное хорошо наблюдать из седьмого ряда партера, настоящие балетоманы никогда не сядут ближе. Места в первом, втором, даже третьем ряду кресел для тех, кто ничего не понимает в танце. Вот моя мамочка, оперная певица, всегда говорила, что седьмой ряд самое оно. Впрочем, в Большом театре есть места «с ямой», туда по каким-то причудливым законам акустики не долетает звук. Завсегдатаи знают, а я, честно говоря, подзабыла – восьмой или девятый ряд? А еще подобный эффект наблюдается в Большом зале консерватории.

«Слушай, Лампа, – велела я сама себе, – заканчивай предаваться воспоминаниям, тебе просто неохота идти на кладбище. Но делать-то нечего! Обратной дороги нет!»

Подбадривая себя арией Гремина из «Евгения Онегина», я ступила на погост. Ничего похожего на центральную аллею не наблюдалось, просто одна из тропинок оказалась чуть шире других. Распевая во все горло, я двинулась по ней. Будем надеяться, что сельское кладбище невелико и скоро я выйду на Октябрьскую улицу. Внезапно надгробные камни и железные кресты расступились, и впереди замаячил пятачок, в центре которого виднелось нечто, похожее на пирамидку со звездой. Возглас облегчения вырвался из моей груди. Слава богу, двигаюсь в нужном направлении, вот и памятник павшим бойцам… Ноги заработали быстрей. Однако какое нетрадиционное решение мемориала! Обычно в небольших городках и деревнях устанавливают небольшие стелы со словами: «Их подвиг не забыт», а внизу выбивают список фамилий. Или водружают типовой памятник – солдат, сделанный из гипса, держит на руках крошечную девочку или автомат.

Но в Ломакине скульптор был оригинал. Возле простой невысокой пирамидки сидел каменный мужчина в темной куртке и кепке. Руки он положил на колени и тревожно всматривался в мою сторону. Нельзя было не признать – статуя выполнена отличным мастером, смотрится как настоящий человек, даже глаза поблескивают, наверное, в голову вставили какие-то особенные штучки. Даже удивительно, и откуда в бедной деревеньке нашлись деньги на такой монумент, да он намного лучше всего, что понатыкано по Москве…

Я поравнялась с обелиском, и в то же мгновение «солдат» повернул голову.

– А-а-а, – вырвалось из моей груди, – привидение, вурдалак, упырь, помогите, спасите! Отче наш… Аминь!

Но призрак не думал рассыпаться. Наоборот, он начал медленно подниматься.

– На помощь, – перешла я на шепот.

Господи, давным-давно собираюсь пойти в церковь и принять крещение, да все недосуг, и креста на мне нет! Ой, мамочка, помоги!

Тут чья-то сильная рука опустилась мне на плечо, и некто четко произнес:

– Перестань орать!

От неожиданности я завизжала на такой ноте, которую не взять и кастрату.

– О-о-о, денег никаких нет, только билет на электричку туда-сюда и пятьдесят рублей. Хочешь – делай со мной что угодно, сама разденусь, только не убивай, у меня дети!

– Билет туда-сюда, – передразнил странно знакомый голос. – Кто бы мог предположить, Лампа, что ты такая эротоманка, бежишь в кусты с первым попавшимся парнем, а еще арфистка, интеллигентная дама.

Я резко повернулась и вновь заорала:

– Родион!

– Да замолчишь ты наконец! – вышел из себя Гвоздь. – Бога ради, заткнись и слушай меня.

Я зажала рот руками.

– Раздевайся! – велел Родион.

– Зачем?

– Некогда объяснять, быстрее, куртку, шапочку, джинсы… Китаец, иди сюда.