Олег Сидельников - Нокаут

Девицы заохали, а его приятель — круглолицый и белобрысый — спросил не без зависти:

— СкОль мОнет?

— МОнет? — презрительно скривился брюнет. — Обменял на какой-то карманный телескоп своего папа. Старик еще ничего не знает… Ха-ха-ха! Заведу ему — сразу взмолится, прощения начнет просить. У нас так… только он начнет среди меня агитацию проводить, а я на адаптер «Королеву Бэсс» кладу или «буги-вуги» Бэни Гудмэна… Мгновенно скисает старик. Как овечка становится. Джонни Стиль трепаться не любит.

Очередной взрыв сатанинского хохота.

— Хорошо иметь папашу-академика, а, Джонни? — не без зависти вставил белобрысый, как только поутихло за столом.

— Моя заслуга! — отвечал Джонни. — На моих глазах человек вырос. Сменным инженером был, а теперь атомами командует. Займитесь-ка и вы воспитанием родителей.

Внимательно слушавший разговор «стиляг» Винокуров шепнул Сопако:

— Этот Джонни мне нравится. По просьбе гражданина Винокурова, сегодняшний выходной день переносится на неопределенные времена. Езжайте к Златовратскому и ждите.

Сергей Владимирович подошел к компании и приветствовал ее длиннейшей фразой, которую он произнес по-английски и потрясающе шикарно. Девицы и парни растерянно заморгали глазами.

— Сенк ю… вери гуд… вери мач… О'кэй, — сумели они пролепетать в ответ.

— О! — чарующе улыбнулся «Викинг», — Простите. Я принял вас за иностранцев.

Компания расцвела счастливыми улыбками. Через пять минут Винокуров был со всеми на «ты», пил коньяк, покоряя новых друзей английскими словечками и тонким исполнением на губах чрезвычайно сложного в ритмическом и мелодическом отношении «рок-н-ролла». Начались странствия по ресторанам и «забегаловкам». В пьяном угаре, уже к вечеру, неизвестно как потеряли белобрысого приятеля Джонни — он, кажется, пошел в уборную, а попал в милицию. Затем, усаживаясь в такси, позабыли о девицах…

Едва кукушка прокуковала полночь, в комнату Эфиальтыча Винокуров втащил вдребезину пьяного Джонни, который обоих стариков принял за потерянных девиц, называл их «гёрлс» и поминутно приглашал «оттяпать рок-н-ролл». «Гёрлс» отказывались, Джонни сердился, потом выругался далеко не по-английски и стал орать, повалившись на диван и дрыгая ногами и руками:

— Ди-идл-дэ-эдл!.. Бадумпц… А-ай, бу-уги-вуги-и!.. Сан-Лю блюз — пегодовой колькоз… Хау дуби-дуби… Лос-Анжелос!..

Златовратский и Сопако, толкая друг друга, выскочили на улицу.

С Джонни не пришлось долго возиться. Духовно он, видимо, был уже подготовлен к предательству. На другой день Джуманияз Тилляев долго не мог сообразить, в чем дело, подозрительно поглядывал на Винокурова и просил опохмелиться.

— Эх ты, Джонни-Джуманияз Тилляев, — укоризненно погрозил пальцем «Викинг», — Память у тебя девичья. А еще студент-дипломант.

— Откуда вы знаете, что я студент? Кто вы? Как я сюда попал? — удивлялся Джонни. — Откуда вам известно, что я Джуманияз Тилляев?

— Что ты Джуманияз Тилляев, сам вчера по секрету сказал, — похлопал его по плечу Винокуров. — Что студент — тоже плоды твоей откровенности… Я лишь сегодня уточнил эти сведения в институте. Правда, тебя исключили за аморальщину, но отец хлопочет. Все правильно. Не натрепался. Молодец… А ты крепкий парнишка. Боксом занимался?

— Угу.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать четыре.

— Ну, что ж, отлично. Такие, как ты, нам очень нужны.

«Викинг» пошарил в кармане и вытащил листок бумаги:

— На, почитай еще разок. Молодец, что подписал. Кстати, узнаешь, кто я такой… Фрэнком меня вчера называл, а сегодня знать не желаешь, ай-яй-яй!

Джонни долго старался вчитаться в текст, но в голове его вертелась карусель. Тогда «Викинг» взял у него бумагу и медленно и внятно прочитал обязательство студента Джуманияза Тилляева сотрудничать с М-ской разведкой и выполнять любые ее поручения.

Ошеломленный парень долго щурил глаза цвета переспелой вишни, вздыхал. Потом еще раз попросил опохмелиться, выпил полстакана водки и, повалившись на диван, заплакал.

— М-ма-аму-у жалко! — басовито всхлипывал Джонни. Потом умолк, долго что-то соображал и под конец даже улыбнулся.

— Дитя мое! Что с тобой? — полюбопытствовал Винокуров.

«Дитя» подняло на шефа тревожно поблескивающие глаза и спросило:

— Старик, когда ты будешь сматывать удочки… меня возьмешь с собой?