Сергей Нуриев - Идолов не кантовать

— Я бы настаивал все-таки на восьмидесяти пяти процентах. Ведь это я нашел покупателей, вел переговоры…

— Хочешь получить ее сейчас?

— А можно? — не поверил Харчиков.

— Можно. Получай. — Произведя дележ, Потап спокойно треснул сбытчика кулаком по лбу.

Христофор Ильич присел, словно на плечи ему бросили непосильный груз, покачнулся и, медленно теряя равновесие, сел задом в лужу. Дельцы, с серьезным видом наблюдавшие за этой сценой, переглянулись и тут же добавили к своей цене еще сто марок.

— Гена, покажи людям дорогу, по которой удобнее выехать из города, — сказал бригадир.

— Это есть произвол и некультурщина! — первым взвизгнул белобрысый, потеряв прибалтийское терпение. — Если вы не желаете сотрудничаться — не надо. Мы обойдемся и без вас. Накладные и контракт купли-продажи мы заключим и с другой фирмой. А муниципальные власти нам препятствовать не будут. Мы есть обойтись без вас, — добавил он с улыбкой.

— А я есть собирать народ и поднимать бунт, — также ухмыляясь, пообещал чекист.

Переговоры зашли в тупик. Иностранцы не хотели лишнего шума. Мамай желал его еще меньше. Совершенно неожиданно конфликт разрешил эфиоп.

— Я придумаль, — шепнул подмастерье Потапу на ухо.

Бригадир строго посмотрел на эфиопа. Тот заговорщицки подмигивал и делал таинственные знаки.

— Гена, не морочь голову.

— Я придумаль! — шипел негр.

Потап нехотя отошел с ним в сторону. Мысль, родившаяся в голове Тамасгена, оказалась действительно чрезвычайно удачной и своевременной. И главное, найденное решение одинаково устраивало обе сторооны, если… Если, конечно, этих скупщиков интересовала только бронза.

— Панове, — сказал чекист бодрым голосом, — очень рад видеть в вашем лице деловых партнеров.

Партнеры выжидательно вытянули шеи. Харчиков, маячивший теперь на безопасном расстоянии, остановился и прислушался.

— Так вот, панове, — продолжал Потап, — Ильича мы вам не отдадим. Он для нас слишком бесценен. Но можем уступить другой кусок бронзы. Есть у нас в закромах один памятник, Фридриху Энгельсу. Он, конечно, поменьше этого, но зато немец. Вот и везите его к себе на родину. За художественную ценность брать с вас не будем. Посчитаем как лом. Ну что, шляхта, по рукам?

Литовцы задрали подбородки и вопросительно покосились друг на друга.

— Ну! Ну! — подзадоривал Мамай.

К великому облегчению старателей, помолчав, чужеземцы согласились.

— Вот и ладненько, — успокоился чекист. — Тогда по коням.

Техническому персоналу тотчас же были отданы необходимые указания. Взревели моторы. Из переулка медленно выползли грузовики. Продавцы и покупатели бронзы разместились в "форде", и вся процессия двинулась в западную часть Козяк, мимо устоявшего и на сей раз вождя и мимо Христофора Ильича. Сначала Харчиков шел рядом с головной машиной, слабо надеясь, что и о нем все-таки вспомнят и возьмyт с собой. Но машины разгонялись все быстрее, а Христофора Ильича никто не приглашал. Готовый вот-вот разреветься, он трусил за колонной до самого светофора, что-то кричал и взмахивал руками. За перекрестком грузовики прибавили газу, Христофор Ильич стал отставать и наконец совсем исчез в облаке дыма.

Водитель "форда" оказался усатым неуравновешенным цыганом, неумело выдающим себя за поляка. Когда авто уже достаточно долго было в пути и всеобщее молчание стало естественным, он вдруг оглянулся и, весело посмотрев на чекиста, сказал:

— Дзень добри. Шо пан мае? Бронзу мае?

— Маю, маю, — кивнул Потап.

— О-о! — пришел в восторг цыган.

Затем на труднодоступном шипящем диалекте он рассказал польский анекдот про Чапаева и долго над ним хохотал. Видимо, выполнив свою миссию, "поляк" так же внезапно умолк, сделался серьезным и за всю дорогу не проронил ни слова.

"Клоуны, — с презрением думал председатель. — Как я мог их принять за конкурентов! Одна эта усатая рожа чего стоит. Тоже мне агент спецслужбы. Позор мне. Но что могло бы быть, опоздай я сегодня!.. Страшно представить… Спекулянтов развелось!.. Проходу от них нету. Никаких нервов не хватит…"

Когда прибыли на место, было уже темно. Машины развернулись фронтом и осветили фарами пустырь. Траншеи не было. Ее закопали, и теперь вместо нее тянулась кривая гряда земли. Посреди пустыря возвышался пьедестал. Он стоял накренясь и удерживался в таком положении вопреки всем законам физики. Памятника на пьедестале не было.