Дональд Уэстлейк: Куда уж хуже?

Женщина-коп с жирной задницей засунула его на заднее сиде­нье полицейской машины, нажала кнопку блокировки дверей и подняла толстую проволочную сетку между задним и передним сиденьями. Таким образом, Дортмундер сразу оказался в тюрьме. Сама она села за руль и начала разговор по рации.

Ладно. Он собирался сбежать, это несомненно. Значит, это необходимо сделать прежде, чем они доберутся до местного участка, где решетки более прочные. Кроме того, там у него сразу снимут отпечатки пальцем и скоро будут знать, кто он такой. И даже если впоследствии удастся совершить побег, ему придется навсегда отказаться от нормальной привычной жизни. Таким образом, бежать нужно сейчас, пока они еще в машине.

Любой рабочий прежде всего думает про инструменты. Чем он располагал, помимо наручником, весьма затрудняющих его дви­жения? (Движения были бы еще более ограничены, если бы ему сковали руки за спиной. Но Дортмундера арестовывали не в пер­вый раз, и он знал, что если имеешь дело с молодым или не очень опытным копом, то кротко вытянув с виноватым видом руки перед собой, можно уверенно рассчитывать на то, что наручники застегнут спереди. Все сработало и на этот раз. Таким образом, ему не нужно было повторять трюк Гудини, корчась в попытках пролезть через собственные скованные руки, как через обруч).

Итак, инструменты... На нем был ремень с пряжкой и ботинки со шнурками. На брюках имелась молния с плоской застежкой. Дортмундер, не отрывая глаз от затылка женщины-копа, поло­жил руки на молнию и одним движением оторвал застежку. Инструмент.

Задние двери машины были закрыты и заблокированы. В отли­чие от обычных автомобильных дверей, на них не было никаких кнопок и ручек для опускания стекол — вместо них торчали бле­стящие металлические штыри. Панели под каждым из окон кре­пились на множество винтов с крестообразными головками.

Дортмундер передвинулся влево, за спину женщине. Прикры­вая руки бедром, он вставил застежку от молнии в головку бли­жайшего к нему винта и попытался повернуть ее. Ничего не про­изошло. Он глубоко вздохнул, надавил сильнее и резко повернул застежку. После секундной задержки винт повернулся.

Отлично; то, что нужно! Дортмундер перешел к следующему винту. Нажатие, резкий поворот, победа. С третьим пришлось повозиться чуть дольше.

Дортмундер открутил пять винтов, когда появился второй коп в грязной фуражке. Он сел на переднее пассажирское сиде­нье, одарил мимолетным взглядом резко отпрянувшего от двери пленника, бросил фуражку на пол (неудивительно, что та была такая грязная!) и сказал:

Ну что же, мы крепко взяли его за задницу.

О чем он хотел поговорить с тобой?

Коп рассмеялся.

Терпение, сейчас все расскажу.

Дортмундер открутил шестой винт.

Женщина-коп вела машину, Дортмундер трудился над вин­тами, а мужчина рассказывал про Макса Фербенкса и Суд по делам банкротства. Фербенкс (именно им оказался тот сукин сын, что украл кольцо) поведал копу сокращенный вариант своей юри­дической истории, которую Дортмундер уже слышал от Гаса с той лишь разницей, что суд, оказывается, строго-настрого запретил Фербенксу пользоваться этим домом, и он не хотел, чтобы кто-то еще узнал про это.

Разве это не отвратительно? Макс Фербенкс нарушает закон, плюет на запреты суда и при этом просит, чтобы этот хряк в гряз­ной фуражке прикрыл его преступление, а коп оглашается! Жизнь полна несправедливостей, не так ли?

Причем вопиющих несправедливостей! Коп собирался зане­сти в рапорт, что их патруль во время обхода заметил свет в доме, который должен был пустовать, проник туда и задержал граби­теля с поличным. Больше никого там не было — ни Макса Фер­бенкса, ни юной милашки.

- Так будет лучше и для тебя, — заметил коп, оборачива­ясь и глядя на Дортмундера сквозь проволочную сетку. — Если в доме никого нет, то это простая кража. А если ты проникаешь в дом, где находятся люди, это уже — грабеж, что влечет для тебя более тяжкие последствия. Повезло тебе, парень!

- Спасибо, — ответил Дортмундер и открутил последний винт.

В Каррпорте рано ложились спать, и с тех пор, как прошли времена Гэтсби и его последователей, в будни по вечерам это был очень тихий город. Количество лиственных деревьев на улицах значительно превышало число фонарных столбов, и практически единственным освещением являлись фары полицейской машины, направляющейся из жилой части, расположенной вокруг бухты, в гору, где находился участок.