Шарль Эксбрайя: Позор семьи

— Ты полагаешь, что?..

— Нет! Нет! Не то, что ты думаешь… Нет, что касается ее поведения, я ничего такого о ней не слышала… — она облегченно вздохнула, — но она по-прежнему ворует… Я не понимаю, как ее еще до сих пор не схватили… Признайся, Бруно, ты все еще ее любишь?

— Все еще…

— И все еще хочешь на ней жениться?

— Все еще…

— Ну тогда тебе надо поторопиться с предложением!

— Почему это?

— Потому что Ипполит Доле скоро выходит из Бометта, где он отсидел два года, и я знаю, что он претендует на Пимпренетту!

— Ну и что?

— Я уверена, она очень страдала из-за твоего ухода… Но сейчас я не знаю, что у нее на уме, потому что мы больше не встречаемся…

— Но ты же сумеешь найти какой-нибудь предлог для встречи…

— Я просто могу зайти к ней.

— Скажи тогда ей, пожалуйста, что я хотел бы поговорить с ней.

— Можешь на меня положиться, Бруно… А что передать маме?

— Обними ее… и всех остальных… Скажи им, что я не возвращаюсь домой не потому, что сержусь на них, а потому что боюсь, что отец вышвырнет меня вон.

— Это вполне возможно…

Утром двадцать третьего мая Бруно Маспи дежурил, когда было получено сообщение о том, что портовой полицией извлечен из воды мужчина, по всей вероятности, убитый еще до того, как его сбросили в воду. Бруно сразу же сообщил комиссару, а тот вызвал коллег Маспи, совсем юного Жерома Ратьера и также опытного и твердого Пишеранда. К полудню вся машина правосудия была приведена в действие. Было установлено, что убитый — Томазо Ланчиано, подозреваемый в двойном убийстве супружеской пары мультимиллионеров Беттола, у которых на загородной вилле в окрестностях Генуи находилась ценная коллекция драгоценностей. С этого момента стало ясно, что Ланчиано, вместо того чтобы найти в Марселе ожидаемую помощь и превратить в деньги свою колоссальную добычу, был убит именно тем, на чью помощь он рассчитывал, и кто, разумеется, предпочел не заключать сделку, а завладеть драгоценностями, ликвидировав того, кто их украл.

После полудня комиссар Антуан Мурато собрал коллег, чтобы подвести итоги.

— История простая… Ланчиано украл драгоценности, но не решился от них избавиться в Италии, ему удалось переправиться во Францию благодаря какому-нибудь контрабандисту. Вероятно, он знал здесь человека, который мог бы его свести с тем, кто нашел бы деньги, а деньги нужны были немалые, чтобы скупить весь его товар. Понятно, что этот большой любитель драгоценностей предпочел избавиться от Итальянца и завладеть добычей. Бесполезно ожидать, что украденное попытаются продать… Это слишком опасно. Их владелец отправится на гильотину. Итак, я считаю, следует выяснить, кто переправил Ланчиано из Генуи в Марсель, и этим займетесь вы, Маспи… Вы, Пишеранд, потрясите шайку Элуа, там определенно что-нибудь да знают… А вам, Ратьер, придется пообщаться со всеми осведомителями, которые хоть как-то соприкасаются с Тони Салисето. Корсиканец не тот человек, который остановится перед кровопролитием, когда на карту поставлены миллионы. Что вы обо всем этом думаете, Пишеранд?

— Я придерживаюсь вашей точки зрения, патрон… Отмечу только, что не думаю, чтобы Маспи и его друзья были замешаны в этом деле… Слишком серьезно для них, и потом, они ведь никогда не были мокрушниками.

— Согласен, но подобный куш может резко изменить самые стойкие привычки.

Слово взял Бруно:

— Моему отцу пришлось бы слишком круто меняться, чтобы ввязаться в эту историю. Но Адоль мог вполне переправить Ланчиано, даже не зная о краже драгоценностей… Адоль — контрабандист, а не убийца.

— Я вам не открою ничего нового, Маспи, если напомню, что нередко соблазн порождает преступление. Во всяком случае, займитесь серьезно Адолем. Я хочу знать!

— Слушаюсь, патрон!

Ответу юноши не хватало должной убежденности, ибо он подумал о том, насколько странным может показаться способ убедить Пимпренетту, что он ее еще любит, если при этом он будет докучать ее родителям. Но, выбрав свою профессию, он решил мириться со всеми неожиданностями, которые будут возникать. Пишеранд пообещал нанести визит Двойному Глазу. Ему казалось в принципе невозможным, что любое сколь-нибудь значимое событие в Марселе могло произойти без ведома Амедея Этувана. А Ратьер уже перебирал в памяти имена своих лучших осведомителей, собираясь заставить их хорошенько потрудиться. Комиссар Мурато потирал руки — настоящее дело не пугало его, а, наоборот, приводило в отличное настроение: