Шарль Эксбрайя - Убийство девственника

Издалека она была похожа на мертвое дерево, черный силуэт которого ясно рисовался на фоне голубого неба.

Опершись о растущий посох, Дебора, изможденная жарой и тишиной, сонно смотрела вдаль. У ее ног расположилась затерянная в горах Эгуаля родная деревушка Оспиталет, а вокруг простирались кроны деревьев – как волны неподвижного океана. Все было белым и зеленым. Темно-зеленым и ослепительно белым; скалы напоминали высохшие мумии, и лишь сады, окольцованные каменными заборами, придавали что-то человеческое этому суровому краю. У подножья скалы, где девушка пасла свое стадо, солнце пекло особенно сильно, и только фиолетовые тени домов обещали немного прохлады. Стояли последние дни сентября.

Дебора замечталась. Перед ней, немного правее, открывался сверкающий проход, ведущий в Алес и Ним. Несмотря на свои двадцать два года, пастушка всего два раза была в Алесе: во-первых, у нее не было денег, во-вторых, отец не допускал, чтобы его дети себя плохо вели, а для него поехать без надобности в город означало вести себя неподобающе. Дети же – три брата Деборы (все, кроме Жозе, уже вполне сформировавшиеся мужчины) и три ее взрослые, не считая Юдит, сестры – безукоризненно слушались отца.

Обычно Деборе не доверяли стадо – главное богатство семьи. За него отвечал ее брат Исмаэль, но сегодня он уехал по делам в Сант-Андре-де-Вальборн. Вдруг девушка заметила, что овцы и бараны заволновались. Семеро коз, как благородные дамочки, брезгующие простолюдинами, щипали сочную траву поодаль и в свою очередь подняли к небу взволнованные глазенки. Большая, крепкая, как братья, мускулистая и в то же время от природы женственная, Дебоpa не боялась никого и ничего. Но сейчас она пожалела, что Верный – ее пес – остался дома.

Из возвышающегося над ней соснового леса огромными шагами спускался какой-то мужчина. Походка его говорила пастушке, что это чужак, но когда он совсем приблизился, она узнала Паскаля Аренас, парня из Сант-Андре-де-Вальборн, дурная слава которого прокатилась по всем окрестностям. Ни для кого не было секретом, что в свободное от браконьерства время он развратничает с теми, кто не отказывается. А таких, рассказывают, было немало. Из ягдаша, болтающегося на боку у охотника, торчали заячьи лапы. Насмешливо выглядывая из-под пряди черных непослушных волос, Паскаль приветствовал девушку:

– Здравствуй, малышка!

Она следила за каждым его движением.

– Здравствуй!

– Ты, случайно, не дочь Пьюсергуи?

– Она самая.

– И ты совсем одна?

– Одна с Богом и животными.

– И ты не боишься?

– Почему я должна бояться, если Всевышний хранит меня?

Ее слова, казалось, не произвели желаемого эффекта.

– Я пристрелил двух здоровых дроздов. Они твои в обмен на поцелуй. Идет?

– Ступайте своей дорогой и помните: Он сказал: «Горе злым и развратным сыновьям. Они оставили Всевышнего, они презрели Святой Израиль. Они повернули назад…»

Он притворно удивился.

– Подумать только! А ты не глупа!

С детства она привыкла драться с братьями и была начеку, поэтому когда он, думая застать врасплох, набросился на нее, тут же получил ногой в низ живота и отступил, согнувшись вдвое от боли.

– Дрянь!

В ответ она подарила ему удар палкой по голове, от которого он упал на колени. Следующий удар опрокинул его без чувств на землю. Опасаясь подвоха, она не спускала с него глаз, Он не шевелился, и Дебора в страхе сложила руки в молитве.

– Господи, сделай так, чтобы он не умер! А если он умер, будь милостив к нему и ко мне! Аминь!

Паскаль не умер. В судорогах, сопровождавшихся ругательствами, он приходил в себя. Она крикнула:

– И вам не стыдно богохульствовать, несчастный?

– Ты мне еще попадешься!

Он попытался выпрямиться. Дебора отскочила назад и снова замахнулась. Тот в бешенстве прохрипел:

– Нет!

Какое-то мгновение они с ненавистью смотрели друг на друга, потом Аренас медленно поднялся:

– Довольно… Я проиграл… Ухожу… Никому об этом не говори, а то пожалеешь.

Толкнув дверь, Дебора увидела сразу всех: они расположились вокруг стола, во главе которого восседал Эзешиа – отец. Справа, на лавке, сидела мать, Рут. С одной стороны – сын Исмаэль, здоровый двадцатилетний весельчак, а с другой – Атаназ, лесоруб, который, хоть и был годом младше, казался сильнее всех. На краю скамейки – Жозе, чей пыл пятнадцатилетнего нередко остывал под отцовскими оплеухами. Он ходил в школу, но больше любил помогать отцу, от которого унаследовал ловкость рук, сделавшую Эзешиа незаменимым в случаях, когда нужно было что-нибудь подчинить или вылечить больное животное. Все думали, что человек, общающийся с Богом, должен знать секреты врачевания,