Инесса Ципоркина - Ужасно роковое проклятье

— Я его помню с самого детства. Он всегда вел дела семьи, очень честно, очень старательно. Среди адвокатов трудно найти хорошего профессионала, а уж честного человека, да притом не зануду гнусавую, а такого обаяшку… Их, коли сыщут, то берегут, как зеницу ока! Вся семья Микеле обожала, он по три раза в неделю у нас обедал! — Франческо сжал губы, то ли припомнив что-то важное, то ли решившись это что-то нам рассказать, — В юности я ввязался в неприятную историю… с наркотиками. Мне не только исключение из колледжа грозило — могло и до суда дойти. Чингьяле, будь он Мститель, смог бы отлично попользоваться ситуацией — не пришлось бы нам вредить, провоцировать прессу, подкупать прокурора — только самоустраниться. И я бы оказался в тюрьме, года на три, не меньше, отец бы потерял здоровье, и репутация фирмы…

— А, может быть, — влез Иосиф, не вынеся Франческовых угрызений совести, — злоумышленнику нет никакой нужды разорять семью дотла, сажать в тюрягу молодое поколение Кавальери, морально уничтожать тех, кто постарше…

— Зачем он тогда пишет вот это? — взвился добрый молодец, как ошпаренный, и принялся хлопать себя по груди и по бедрам, точно собирался пуститься вприсядку, — А, вот оно! Читайте!

И он царственным жестом протянул нам помятую бумажку. Поскольку мы и так едва понимали из Сониной скороговорки, о чем речь идет, эффектный жест пропал втуне — пришлось повернуться к Софье и передать послание ей.

Текст письма был примерно следующий: "Вся ваша семья — гнусные преступники. За сто лет узурпированного блаженства Кавальери достигли такого благополучия и самодовольства, что скоро все вы лопнете от важности, будто грязные, склизкие жабы. Но это благополучие — мнимое, как и ваши права на него. Единственный, кто напоминал семье Кавальери о ее истинной сути — Хранитель. Сокровище, которому нет цены, восстановит божественную справедливость и воздаст каждому по заслугам. Мститель, объединившись с Хранителем, обрушат на разжиревших червей — семью Кавальери — карающий гнев свой. Головы ваши покроет позор, вы лишитесь и состояния, и самого имени Кавальери. Младшие падут на дно общества и будут добывать кусок хлеба в поте лица, а старшие утратят высокое положение навсегда! Ваш час близок, ля-ля-ля, берегитесь мщения, от него не уйти, бум-бум-бум, с любовью, Мститель". Напыщенная и наглая писулька. Абстрактные угрозы и ни одной конкретной претензии. Похоже, мы имеем дело с параноиком. Уж больно слог похож.

Но, как ни странно, дело было не в слоге, а в почерке. Почерк был… Сонин. Причем на это обстоятельство обратила внимание именно она. Схватив салфетку, Софья написала несколько слов на итальянском и сунула мне под нос:

— Вот! Глянь! — действительно, манера соединять все буквы между собой в цепочку, залихватские хвостики, точка над "i" в форме маленького полумесяца — все повторяло Сонин стиль.

— Но ведь это не ты? — пробормотали мы с Оськой, переводя глаза с одного листка на другой.

— Нет, разумеется! Такие подметные письма своим почерком не пишут, а если пишут, то не тычут ими сыщикам в физиономию! — возмутилась Сонька, — Меня опять подставили, понятно! Этот мстительный козел пишет от моего имени письма, подкидывает их в номер, а Кавальери сто раз мои загогулины видели, у них и приглашения лежат с подписями, и списки с пометками, и я не знаю, что еще!

— Сонья! — остановил разошедшуюся возлюбленную Франческо, — Зачем вы так ужасно кричите? Я уже понял — автор не вы!

Текст приблизительный, поскольку перевода мы так и не услышали — вместо него Софья взмахнула руками, словно царевна-Лебедь, превращающая Гвидона в муху цеце и завопила по-русски, хоть и обращалась к Франческо:

— А кто? Кто тогда гадость такую пишет?

В общем, пришлось еще и влюбленных разнимать. Когда конфликт был исчерпан, посуда помыта, а тетушка предупреждена о скором приезде высокого иностранного гостя с целой свитой, мы двинулись в путь. Не только нас с Оськой, но и Софью всерьез тревожил вопрос: будет ли психически неустойчивая Жози — как ее там? — Апчхеидзе достаточно вменяема для серьезного разговора? Или опять начнутся эротические фантазии на тему славных подвигами мужей из рода Хряпуновых и славных добродетелью жен из того же рода.

Конечно, мы себе и представить не могли, какой роскошный прием ожидает нас. Тетя Жо открыла дверь в поистине невероятном одеянии, и все мы застыли наподобие Лотовой жены. Сухонький тетушкин стан облегал бархатный халат с атласными отворотами, расцвеченный сине-зелено-лиловыми павлиньими перьями с золотыми сердцевинками, а халат сей чудно сочетался с черной шапочкой, вышитой стеклярусом и отороченной бисерными висюльками. Ко всему этому благолепию дивно подходили огромные плюшевые тапки в виде жирных, поразительно наглых поросят какой-то непристойно-розовой расцветки. Сверкнув гигантским перстнем на морщинистой лапке, тетушка жестом престарелой вамп отвела от лица бисерную занавесь. Это была необходимая мера — может, голова у бедняжки Жози с годами усохла ввиду выветривания мозгов, а может, шапочка растянулась под тяжестью нашитых на нее бусин, но подвески доставали шизанутой бабусе до кончика носа и даже залезали в рот. Поэтому периодически Жозефина неизящно оттопыривала нижнюю губу и деловито дула себе в ноздри, точно пылесос, выдувающий мусор из укромных углов: "У-уф-ф!".