Тьерни Макклеллан - Наследница по кривой

— Мистер Гласснер, мое лицо не там, куда вы смотрите.

Ладно, возможно, я чересчур разнервничалась. Настроение у меня к тому времени совсем испортилось. То тебя в убийстве обвинят, то еще что-нибудь. Гласснер, однако, не смутился и не рассердился. Вид у него был такой, словно он отвесил мне грандиозный комплимент. Вероятно, женщина в моем возрасте должна прыгать от радости, если мужчина останавливает взгляд на ее фигуре.

— Вы и впрямь очень привлекательная женщина, — безмятежно заявил Гласснер и улыбнулся, обнажив свои неестественно белые и страшно ровные зубы. Не иначе, коронки. — Прелестные каштановые волосы, чудесные карие глаза. Неудивительно, что Эфраим так привязался к вам.

Мои чудесные карие глаза смотрели на адвоката в упор.

— Эфраим не привязывался ко мне! Он меня знать не знал!

Гласснер улыбнулся еще шире.

— Гм.

Так и сказал: «Гм». Этот человек — юрист, и единственным выводом, который он сделал из сложившейся ситуации, было «гм», что даже словом-то назвать нельзя!

— Я понимаю, вы хотели бы по-прежнему оставаться в тени, миссис Риджвей, — адвокат с ухмылкой развел руками, — но вряд ли это сейчас необходимо. Мистеру Кроссу вздумалось оставить вам денег, и нет никаких оснований их не….

Мне пришлось перебить его:

— Есть основания! Деньги не мои. Я бы с удовольствием их взяла, но произошла какая-то ошибка. Повторяю: Эфраим Кросс и я не были знакомы!

Гласснер посмотрел на меня с жалостью. Так смотрят на людей, которые божатся — "правда-правда! честное слово!" — в том, что позапрошлой ночью их навестили инопланетяне.

— Миссис Риджвей, Эфраим сообщил нам номер вашей социальной страховки, ваш адрес, он даже сказал, где вы работаете. Ничего не упустил, и, будьте уверены, наша фирма не замедлит исполнить его волю. В очень скором времени вы получите чек заказным письмом. — Гласснер умолк, теперь его глаза сверкали почти так же ярко, как зубы. — Эфраим кое-что рассказал мне о вас. О ваших… э-э… аппетитах.

Очевидно, речь шла не о том, с каким смаком я уплетаю еду. Мое лицо окаменело.

— Мистер Гласснер…

— Зовите меня просто Эдисон. — Адвокат снова просиял улыбкой. Этому человеку подержанные машины бы продавать. — Еще пять дней назад все имущество Эфраима Кросса предназначалось его дорогой супруге. Но, встретив вас, он был просто… скажем так, околдован. Эфраим настоял на изменении завещания. — Гласснер наклонился ко мне. — Надо полагать, вы произвели на него неизгладимое впечатление.

По его лицу блуждала плотоядная усмешка. Чего он ожидал от меня: горделивой радости по поводу признания моих заслуг или возмущенной отповеди? Лично я склонялась к последнему.

— Эфраим также сказал мне, что вы отлично осведомлены о его намерениях, — продолжил Гласснер. — Вы знали, что он собирается оставить вам деньги.

Я моргнула.

— Неужели? — Полный бред. Да как я могла что-то знать, если ни разу в жизни не разговаривала с Кроссом?

Гласснер выбрался из кожаного кресла.

— Знаете, дорогая, — он снова обнажил зубы, — неплохо бы нам обсудить сложившееся положение за обедом. Согласны?

Я по-прежнему разглядывала Гласснера, а в горле у меня запершило. Существует ли связь между моей нынешней репутацией игрушки для богатых мужчин и неожиданным намерением Эдисона Гласснера преломить со мной хлеб? Не склоняюсь ли я к поспешным и несправедливым выводам, порочащим честь и достоинство адвоката?

Ну разумеется!

А может быть, это мистер Гласснер склоняется к поспешным выводам определенного сорта? Ведь он же ясно выразил свои мысли: "гм".

— Спасибо за приглашение, — ответила я, — но, пожалуй, я откажусь.

Гласснер был и впрямь недурен собой — особенно хороши были зубы — и, наверное, поэтому не привык, чтобы ему отказывали. Даже рот открыл от изумления, потом захлопнул, взял меня за руку и со значительным видом пожал.

— Вы не находите, что нам с вами есть о чем поговорить?

Скользнув глазами вниз, я не могла не заметить, что на среднем пальце адвоката сверкало обручальное кольцо.

Не знаю, но когда женщине исполняется сорок, с ней что-то происходит. Вдруг, совершенно внезапно, терпение лопается и ты отказываешься мириться с некоторыми вещами. Например, с навязчивыми типами, хватающими тебя за руки. Я выдернула руку, подавив желание немедленно вытереть ее об юбку. Затем подалась вперед и понизила голос:

— Хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Проживи мы с вами хоть сто лет, нам все равно не о чем будет говорить. Никогда.