Владислав Романов - Главбухша

А она не любила быть хоть в чем-то кому-то должной.

— Хорошо, пойдем, но говорить буду я! Ты смотри в ее глазки и молчи! — Ладно, — согласился Стас.

Марта нажала на кнопку звонка. Послышалось мурлыканье за дверью, потом тихий шорох и легкие вкрадчивые шаги. Юля заглянула в глазок, но Марта и не думала скрываться.

— Открой, Юля, это я! — громко сказала она.

Юля помедлила, не зная, на что решиться. Открывать дверь ей явно не хотелось. Вот и первое препятствие: молниеносного вторжения, как предполагала главбухша, не получилось, и атака может вообще захлебнуться.

— Юля, не заставляй меня идти за слесарем в РЭУ! — сердитым голосом предупредила Земская. —Я скажу там, что ты не являешься на работу и, видимо, с тобой что-то случилось. Слесарю придется взламывать дверь. Так что открывай, я знаю, ты дома!

После короткой паузы снова послышался тихий шорох, затем раздался долгожданный щелчок замка, дверь открылась.

Марта с Ровенским вошли в прихожую. Юля, увидев генерального директора, покраснела. Она была в ярком бирюзовом халате, и главбухша подумала было, что, скорее всего, ее подняли с постели. Но пахло кофе, поджаренным хлебом — девочка завтракала.

— Пойдем, угости нас чаем! — решительно npoговорила Марта и первой двинулась на кухню, на ходу снимая теплый плащ.

Главное, захватить инициативу, смять стройные ряды противника и, не дав ему опомниться, продолжать натиск. В детстве Земская любила читать военные книжки, они ее захватывали, и там часто полководцы обдумывали предстоящие бои, как им лучше действовать. Марта представляла себя на месте полководцев, обдумывающих предстоящие бои, и волнение настолько переполняло ее, что она съедала целую вазу обыкновенных ржаных сухариков. Мать долго терзалась догадками, не понимая, куда они исчезают из мешка, который она наполняла на черный день.

Юля робко вышла на кухню. Настал тот заветный миг, когда директор и главный бухгалтер могли посмотреть в ее голубые глазки. Но помощница опустила голову.

— Нет, уж ты посмотри нам в глаза! — потребовала Марта. — Сподличать, предать, распнуть нас сумела, сумей и ответ держать, не будь размазней! Сколько тебе заплатили? Тридцать сребреников? А я ее пригрела на своей груди, в обиду не давала! Поделом старой бабе за эти нежности! Hу что молчишь?!

Марта огляделась: в пятиметровой кухне втроём уже было не развернуться. Она поставила чайник, зажгла газ, села на табуретку, закурила. Стас пока молчал, хмуря брови и кривя губы.

— Так чем будешь расплачиваться за свое предательство? Если ты думаешь, что эта подлянка тебе сойдет с рук, то глубоко ошибаешься! Ни я, ни тем более Станислав Эдуардович не из тех людей, которым можно плюнуть в лицо, а они утрутся и пойдут дальше. Этого не будет. Как ты сама понимаешь, у нас есть средства, чтобы придумать тебе любое наказание, и ни твой сумасшедший дядюшка, ни его обьявившийся сынок из налоговой инспекции не смогут нам помешать. Ты не могла не знать, что обычно заносилось в книгу черной кассы, и точно вывела на нее полицейских, решив пустить нас по миру, упрятать в тюрьму. Товарищ Бобров высоко оценил твои услуги...

Юля метнула На Марту испытующий взгляд.

— Да-да, он называл твое имя, красавица, но ты еще не знаешь самого главного: какого врага обрела в моем лице.

Юля отшатнулась, губы задрожали, она испуганно взглянула на гендиректора.

— Не беспокойся, мы лично со Станиславом Эдуардовичем тебе ничего не сделаем, мы не собираемся о тебя пачкать руки. Это сделают другие, — Земская даже понизила голос, дабы нагнать на помощницу побольше страха. — Я не хочу тебя запугивать, детка, но Валерьян Адамович с твоей помощью бросил нам вызов, и мы его приняли. Но готова ли ты к этим нешуточным сражениям? Сейчас ты живешь и не ведаешь страха, а что будет завтра? Ты думаешь, эту квартиру кто-то станет охранять? На что ты вообще рассчитывала? На чью защиту?

Юля не в силах была вымолвить и слова, слушая.

В тот миг, когда она рассказывала дяде, где Земская прячет книгу черной кассы, племяннице хотелось лишь выставить ее перед Валерьяном Адамовичем в непристойном свете. Дядюшка стал петь дифирамбы бывшей супруге, говорить о том, что до сих пор любит и будет любить до конца своих дней умнейшую и красивейшую женщину, может быть, всего тысячелетия. Эти восхваления и возмутили Юлю. В припадке злобы она высказала все, что накипело у нее на душе, а гнев копился не один год.

Юная провинциалка, став помощницей Марты Сергеевны, в первые же дни столкнулась с ее жестким, подчас тираническим характером. Возможно, для дела он и подходил как нельзя лучше, но, получая ежедневно суровые нахлобучки от грозной начальницы, Юля целыми вечерами плакала от обиды и собственной беспомощности.