Фредерик Дар - Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз

— Давайте о другом, если угодно! — обрывает министр. — Мы с капитаном пришли обсудить с вами то, что вы уже знаете. Надеюсь, что в перерывах между вашими антраша вы всё же займётесь делом. Я ничего не знал об этих исчезновениях до того, как поднялся на борт; один журналист разыскал меня и спросил, имеет ли отношение к этим событиям моё участие в круизе. Между нами говоря, дорогой директор, я нахожу довольно странным то, что я пребывал в неведении относительно столь серьёзных фактов, которые могут скомпрометировать…

Он говорит, говорит. Мы его почти не слушаем. Нечто вроде звукового фона. На мотив отрешения от должности. Наши лопнувшие карьеры съёживаются под этим кислотным дождём из его слов. Нас заливает стыд, мы испачканы до мозга костей.

Напоследок он категоричен: он не желает историй. Ни малейших! Пресса, что на борту, — настороже, она оттачивает самые колкие выражения, чтобы раздуть скандал. В общем, всё предельно ясно: ничего не должно произойти ! Полиция, достойная этого имени, должна предотвратить что бы то ни было. Ясно? Всё.

— Так что приятных танцев, месье!

Надо было слышать, как он произнес «месье». Сюсюкая. Он едва не сказал «медам», сволочь! Он уходит, капитан за ним. Я же, униженный, мрачный, разжалованный, позволяю себе дерзость окликнуть последнего.

— Можно задать вам несколько вопросов, капитан?

Он поворачивается, бородка торчит, трубка наискось, взгляд уничтожающий.

— На предмет? — спрашивает он.

Я удерживаю себя от того, чтобы не взорваться. Надо сдержаться, перезлотерпеть спокойно и с достоинством.

— Четверо пропавших жили в одной и той же части вашего прекрасного корабля?

Он перестаёт чваниться и чешет бороду большим пальцем.

— Нет, не думаю… Я уточню.

— Вот-вот, уточните, прошу вас. И ещё дайте мне список всех членов экипажа, персонала, офицеров и пассажиров, которые принимали участие в каждом из четырёх злосчастных круизов. Вас это не затруднит, надеюсь?

Он ковыряет в ухе мундштуком своей трубки. На кармане его униформы виднеется большая подпалина, след от незатушенных трубок, которые приходилось туда засовывать.

— Вы говорите, персонала, экипажа и офицеров тоже?

— Совершенно точно, капитан! — говорю я, не мигая.

— Но, месье!

Я качаю головой и улыбаюсь.

— Да, капитан, надо оказать содействие. Мы занимаемся не только танцами, мы ещё и работаем, и я вам должен сказать, что, может быть, мы и не умеем хорошо танцевать, но своё дело мы знаем.

Он трясёт головой, у него на это полное право, ибо он хозяин на борту.

— Хорошо, вы получите сведения вечером.

— Спасибо, капитан.

Дверь хлопает. Я поворачиваюсь к бедному Ахиллу.

— Сан-Антонио, — бормочет он, — судьба иногда бывает жестокой! Мы только что разрушили свои карьеры, как разрушают карточный домик.

Прекрасное сравнение. И всё же я не сдаюсь.

— У нас впереди две недели, чтобы исправить это недоразумение, господин директор.

— Но как?

— Убедив министра в том, что мы не те, за кого он нас принял.

— Я даже не представляю себе, как можно доказать ему это, мой мальчик.

— Можно, патрон. Вы знаете, какое влияние могут оказывать на самых деспотичных мужей их жёны? Министр не является исключением из этого правила, если верить слухам, даже наоборот. Его даже называют министром-супругом в «Канар Аншене́» [30] « Канар Аншене́ » — французский сатирический журнал, дословно: « Закованная утка ». — Прим. пер . .

— Ну и?..

— Надо убедить его жену в полной ортодоксальности наших нравов, босс.

Он вытаращивает неверящие глаза.

— Не хотите ли вы сказать, что мы должны ухаживать за мадам Газон-сюр-Лебид? [31] Я забыл вам сказать: именно так зовут министра. — Сан-А .

— Более того, Ахилл, более того!

Он расстёгивает воротничок, чтобы принять кислорода.

— Что, заигрывать с ней?

— Более того, Ахилл, более того!

— Вы хотите сказать?..

— Да.

— Оттрахать?

— Как корову, Ахилл, как корову! От этого зависит наше достоинство!

Они всё осмотрели, «эти дамы-и-господа», от киля до радара, от подвала до чердака, от кормы до носа. Восхитились внушительными размерами зрительного зала, в котором демонстрируют фильмы раньше Парижа, на сцену которого выходят звёзды, где отец Итуан служит обедню по воскресеньям. Посетили кают-компанию, библиотеку, бар. Прошли вдоль бассейна, водная гладь которого колышется по воле бортовой качки. Заглянули в музыкальный салон, поющий славу Бетховену, посмертная маска которого украшает главную стену над кабинетным роялем. Поупражнялись с гантелями в спортзале, а Берю оседлал гимнастического коня. Прокатились в лифте. Прошлись по солнечной, а также по шлюпочной палубе. Убедились в наличии спасательных лодок. Улыбнулись шумливым детишкам в детской комнате. Порыскали вокруг капитанского мостика. Исходили километры коридоров. Уже отправили открытки в почтовом отделении. Мадам Пино купила швейцарский аспирин в аптеке. Месье Феликс приобрёл в книжном магазине труд об античной Греции, а Берта обновила свой набор бигуди в магазине «Фоли де Пари», где можно найти все эти штучки, которые придают пикантности путешествию. Но высшим местом, невралгическим центром, кульминационным пунктом был ресторанный зал. Они туда даже не зашли ( verboten в неслужебные часы), но полюбовались им с лестницы, которая туда ведёт. Набожная тишина! Праздник тела и души. Романтика живота. Сосочковое умиление. Молитва желудка. Нежная музыка толстой кишки. Секреторная феерия. Колдовство слизистой. Счастье!