Элизабет Питерс - Ночной поезд в Мемфис

— Chacun a son gout [24], — загадочно произнесла она. — Хотите кофе? Очень рекомендую, лекции Пэрри действуют, как двойная доза снотворного.

Вскоре я получила возможность оценить ее совет. Пэрри бубнил и бубнил что-то об Исиде, Осирисе, Мут, о куче других богов, богинь и людей с невероятными именами; а когда перешел к обсуждению различий между пантеизмом, монотеизмом и генотеизмом, голова у меня начала клониться. Однако Элис не дала мне опозориться, время от времени щипая меня.

Вопросов оказалось немного. Никто не хотел, чтобы Фоггингтон-Смит снова завел свою шарманку.

Прислуга убрала экран и подиум, и в зале появился наш танцевальный оркестр, состоявший из четырех музыкантов. Пэрри пригласил меня на танец, но я отказалась под предлогом ушиба. Направляясь к двери, я увидела торжественно вращающихся в танце Джонсонов, он держал ее на расстоянии вытянутой руки и двигался со скоростью сонной улитки. Молодожены не танцевали.

На следующее утро я завтракала у себя в каюте. Я слышала, такой вид обслуживания вообще-то не распространен на туристических теплоходах, но наш обычным не был, к тому же Али стал теперь моим лучшим на свете другом, как он сам искренне уверял, отдал бы за меня жизнь в любую минуту. Я сказала, что хочу лишь пару вареных яиц и кофе. Он вернулся с рекордной скоростью и полным набором тарелок, в которых было представлено, похоже, все утреннее меню. Я с трудом выпроводила Али за дверь, взяла еду, кофе, блок почтовой бумаги, карандаш и вышла на балкон.

Отсюда открывался пасторальный вид — зеленые поля, буйволы, стоявшие на мелководье по колено в воде, облаченные во все черное женщины, которые стирали белье и одновременно зорко следили за детьми в коротких пестрых рубашонках. Я помахала в ответ ребятишкам, выстроившимся вдоль берега и приветствовавшим теплоход.

Мне не хотелось думать о преступлениях. Какого черта! Я сделала то, что от меня требовалось. Все, что от меня требовалось. Может, цветочный горшок и впрямь был несчастным случаем? Может, у Джона на корабле нет никакого союзника? Но даже если оба этих утешительных предположения неверны, какие основания полагать, что я узнаю кого-то из его приспешников?

Я знала больше мошенников, чем хотелось бы, но и одного оказалось достаточно. Я составила список.

Некоторые из поименованных в нем были явно вне игры: мертвы или в тюрьме. Типы из Рима, которые благополучно торговали себе поддельными драгоценностями, пока я грубо не нарушила их идиллию, не подходили ни под одну из этих категорий. Они свалили вину за то дельце на Джона и по-прежнему наслаждались своей дольче вита [25], что лишний раз доказывает: преступление зачастую окупается, а справедливость не всегда торжествует. Так или иначе, то была чисто местная, любительская деятельность, сомнительно, чтобы ее участники вышли на международную арену.

Группа, с которой судьба свела меня в Швеции, — птицы другого полета. Все они — профессионалы, хладнокровные, как акулы: громила и тупица Ханс, который, в сущности, не был плохим, просто виртуозно выполнял плохие приказы; Руди, похожий на хорька, и с теми же инстинктами — убивать, убивать как можно больше; Макс, который в порядке отдыха вырезал силуэты из бумаги, после того как целый день стрелял в людей; и их босс Лиф, ранивший меня длинным острым ножом, прежде чем Джон насильно лишил его моего общества. Лиф, несомненно, был мертв, я опознала его труп.

У меня хранилось несколько силуэтов, вырезанных Максом, — сувениры от автора. Мой был сделан из традиционной черной бумаги; они поразительно тонко передавали сходство с оригиналами. Иногда Макс работал с красной бумагой — «для особой коллекции». Он был тихим, безобидным на вид маленьким человечком и всегда относился ко мне по-доброму, вплоть до... да даже и в тот самый момент, когда я помахала ему на прощание рукой, перед тем как его увезли в каталажку. Он даже... То есть он, конечно, не благодарил меня за то, что я помогла ему избавиться от его босса, во всяком случае, слов таких не произносил, но чувствовалось, что смерть Лифа открывает ему интересные и многообещающие возможности. «Если я когда-нибудь смогу быть вам полезным, доктор Блисс...» — сказал он.

Я никогда не встречала человека, который пугал бы меня больше, чем Макс, и искренне верила и надеялась, что он все еще в тюрьме. В любом случае Макс не стал бы сотрудничать с Джоном, даже если бы тот остался единственным на земле жуликом. Он испытывал к Джону не только профессиональную, но и личную неприязнь. У Макса начисто отсутствовало чувство юмора, а Джон заставлял его лезть на стенку, даже когда не старался специально, но часто он старался.