Фредерик Дар - Два уха и хвост

Они настаивают, чтобы я присутствовал на свадьбах. Они приглашают меня, все расходы за счет ЦРУ. Я обещаю подумать. Ну что ж, хорошо, в дорогу. В машине я их ввожу в курс дела, в то время как Берю, Пинюш и Люретт уже за работой на бульваре Гувьон-Сен-Сир. Каналья антиквар скрал их дорогой чемодан. Он требует кучу денег за его возвращение, убивает не задумываясь. Но ситуация осложняется еще тем, что в нее вмешались и другие типы: те, которые завалили мотоциклиста и забрали седока. Так что придется действовать нахрапом, со шпагами наголо, и не щелкать клювом, когда начнется заварушка. Стрелять без команды! Они веселятся без меры. Называют меня «French baby»! Заварушки — это их специальность. «French baby» их ни в хрен не ставит, так пусть посмотрит в деле.

Нет надобности в орлином взоре, чтобы обнаружить мое прославленное трио, укрывшееся на бульваре. Один пялится на витрину торговца подержанными колымагами, сплошь американский перехром; другой томится за рулем тачки, припаркованной во втором ряду; третий читает газету на скособоченном ящике, выпавшем из мусорного бака.

Значит, все тихо и спокойно.

— Just a moment! — говорю своим риканцам.

Провожу первичное обследование, проходя перед заведением Ахилла Пармантье, руки в карманах, слегка подволакивая ногу, чтобы оправдать медлительность передвижения.

Оглядываю сквозь стекло завалы, напоминающие торговый зал в день продажи с молотка. Какой-то смуглый тип стоит перед сейфом, таким же, как у мсье Лоу перед банкротством.

Рассмотрев парня, продолжаю обход и незаметно передаю указания каждому из моих пеонов.

— Передислокация, занимаем положение прямо перед входом, — говорю я им.

Затем поднимаю троих заатлантических коллег, которые все еще продолжают приходить в себя после такого грандиозного разврата. Они перехватили лишнего, словно никак не могли поверить в происходящее, господа америкосы made in Гонконг и Киллари-Бэй. Им поставили высший сорт! Шлюх благородной знатности, имеющих королевский знак на лобке и сиськи с гербами. Супер-искусниц класса VIP. Дипломированных укротительниц желез, которые не поперхнуться и при оральном способе.

— Ваш горячо любимый чемоданчик внутри, — указываю я им. — Вот только там же должно быть полно злых дядей, которые начеку. Наше появление, скорее всего, не станет для них неожиданностью.

— У нас есть, с чем заявиться в гости! — уверяет меня ирландец.

Он распахивает куртку, чтобы показать рифленую рукоятку пушки, размером с мою ляжку.

— Ух ты! — разеваю я рот. — Оно, наверное, вызывает дикий дзинь-дзинь, когда вы проходите через туннель безопасности в аэропортах?

Он пожимает плечами вышибалы бронированных дверей.

— Это из снаряжения, переданного нам по прилету.

— О’кей, парни. Заныриваем. Все семеро одновременно, надо занять место в мгновение ока. И валите сразу же тех, кто вздумает изображать из себя афганских повстанцев. Вы готовы?

— Я готовы, — отвечает на хорошем французском мутирующий китаец.

Я поднимаю руку. Ты видел Бонапа на Аркольском мосту, посылающего войска на австрияков? Вылитый я! Мои подручные, не раздумывая, устремляются за мной. Несемся, как сумасшедшие всем отделением, в склад для нескладных вещей мсье Пармантье.

Борис чувствует, что ситуация для него сильно ухудшилась. Боль расползается по животу и правой ноге. Он не осмеливается положить руку на окровавленные одежды, но и так осознает путь следования пули. Она вошла чуть ниже паха в жир ляжки, отрекошетила от головки бедренной кости, которая, видимо, выбыла из строя, поскольку теперь он не может опереться на правую ногу, затем принялась разгуливать по требухе.

Раненый начинает хладнокровно обмозговывать положение. Ему срочно нужно в больничку, вот только Стевена никогда его туда не повезет. Скорее, если посчитает, что приятель задет серьезно, прострелит ему череп, как того требуют правила их организации. Если бы он мог хотя бы идти! Пропал! Совсем пропал, этот Борис. Здесь заканчивается его путь бандита. Он зажмурил хренову кучу парней, не морщась, иногда даже с удовольствием; сегодня пришел его черед. Он загнется на этом складе для убогого хлама. Смерть совершенно бесславная, почти от несчастного случая. Дурацкое окончание дурацкой жизни. Выигрыш, проигрыш! Орел и решка! На смену дню приходит ночь! Он смотрит на лысого толстяка, распростершегося у его ног. Он его ненавидит, конечно, но не больше чем раньше!