То был предпоследний день моего пребывания в пансионате, ибо путевку я смогла приобрести лишь на двухнедельный срок. Итак, двадцать седьмого июня мы пошли погулять и догулялись аж до лодочной станции, что была примерно в часе ходьбы от нашего пансионата вверх по реке.
— Хочешь, на лодке прокатимся? — предложил Вадим.
К тому времени мы уже прочно перешли на «ты».
Поскольку у нас были с собой бутерброды и фруктовая вода, проблема возвращения к ужину нас не волновала.
— С удовольствием, — откликнулась я. — А ты грести-то умеешь?
— Обижаешь, начальница. Я вообще все на свете умею. Ну, почти все.
Мы наняли у заросшего наждачной щетиной лодочника какую-то подозрительную двухвесельную скорлупку, и я по-королевски расположилась на корме. Вадим сел на весла и уверенно вывел лодку на середину реки.
— Пойдем вверх, — сказал он, энергично выгребая против течения. — А потом потихоньку спустимся обратно.
— Ладно, — согласилась я.
Мне было все равно, вверх ли, вниз ли по реке мы отправимся. Вода дышала прохладой, розовые предзакатные облака скользили по небу, и моя душевная умиротворенность достигла высшей степени. Я предалась какой-то ленивой медитации и полностью утратила ощущение времени.
Очнулась я от осторожного прикосновения. Опустив глаза, я с удивлением увидела, что Вадим, бросив весла, гладит мои ноги с явным намерением их поцеловать. Рубашка его была уже расстегнута.
— Ты что это? — пролепетала я.
Он поднял на меня лихорадочно заблестевшие глаза и умоляюще прошептал:
— Милочка…
Отпихивать его от себя значило рисковать опрокинуть ветхую посудину. Да и потом, зачем отпихивать-то? В конце концов, к этому все и шло, просто я бы лично не додумалась до такого варианта: заниматься любовью посреди реки. Хорошо еще, что уже почти стемнело. Мне стало интересно, во-первых, что он собой представляет как мужчина, и, во-вторых, как же мы тут разместимся и не опрокинем ли в самом деле эту лодчонку.
Между тем Вадим продвинулся уже значительно выше моих коленей. Я внезапно ощутила трепетный жар его дрожащих от возбуждения пальцев, он словно электрошоком передался мне, и какие бы то ни было соображения тут же вылетели из головы. Меня охватило такое же страстное нетерпение, которое пожирало Вадима. Я рванула завязки сарафана, сдернула его через голову и бросила на дно лодки…
Его руки, казалось, множились, как у какого-то индийского бога. Я ощущала их прикосновения, то ласковые, то властные, на бедрах, на груди, на животе… И вот наконец он прильнул горячими губами к моему лону. Я застонала от удовольствия и полностью отдалась его воле…
Лодка еще слабо раскачивалась; истошно вопя, кружили над потемневшей водой багряные в угасающих лучах солнца чайки; и голова моя сладко кружилась, словно уплывала куда-то вслед за облаками. Вадим, в изнеможении прильнув ко мне, тяжело дышал мне в шею, и побледневшее лицо его с закрытыми глазами выражало такое удовлетворение, что мне немедленно захотелось испытать все снова, с самого начала и до самого финала.
Вдруг что-то холодное коснулось моей спины и бедер. Я тихонько поерзала, раскачивая лодку, и подо мною раздалось подозрительное хлюпанье. Вывернув шею, я посмотрела вниз. Дно лодки было залито водой, и она быстро прибывала!
Лирическое настроение улетучилось так же быстро, как несколько ранее с меня слетел лифчик. Я оттолкнула Вадима и завопила во все горло:
— Вадик, мы тонем!
Скатившись с меня, он плюхнулся на дно лодки, подняв фонтан брызг, и только теперь до него дошло, что с посудиной что-то неладно.
— Мамочка! — вопила я, пытаясь поймать в воде, поднявшейся уже почти до самых бортов, наши вещи.
Что-то шелковое просочилось сквозь мои пальцы и светлым пятном заскользило вниз по течению. И вдруг дно лодки куда-то провалилось, и мы оба оказались по горло в воде.
Не помню, как мы выплыли.
Совершенно голые, дрожа и выбивая зубами кастаньетную дробь, мы сидели, скорчившись, в прибрежных кустах и с тоской провожали глазами уплывающие от нас бутерброды, мой сарафан и Вадимовы джинсы и рубашку. Из одежды на мне осталась только нитка жемчуга, а на Вадиме водонепроницаемые японские часы.
Положение наше было ужасно до абсурда.
* * *
— Слава богу, уже четверть шестого! — воскликнула Карина, и я, очнувшись, увидела, что за окнами светло. — Давай лопай быстрее, и побежали, метро сейчас откроется.
Проглотив по бутерброду, мы кое-как запудрили синяки под глазами, следствие бессонной ночи, выбежали из дома и помчались к станции метро «Новослободская».
Читать дальше