Владимир Колычев - Мама, я жулика люблю!

Новая школа – новая жизнь. Так сказала мама. Но Жене такая жизнь нравилась не очень. Как и сама школа, в которой он оказался по воле беспутного папочки. Раньше он жил в Москве, там была другая школа – огромное здание в современном стиле, спортивный комплекс с бассейном. А здесь – хоть и не маленькое, но порядком обшарпанное трехэтажное здание, жалкий спортзал с латаными-перелатаными полами, а туалет, как это ни дико, находится на улице. Еще неизвестно, что за народ здесь, вряд ли стоящий. Но делать нечего, раз уж судьба преподнесла чашу горечи, то придется испить ее до дна...

Первое сентября, первый раз в одиннадцатый класс... Тоска. Одна только радость – этот год для Жени последний. Отучится и обратно в Москву – в институт поступать. Всего лишь год... Целый год...

Школьная линейка должна была вот-вот начаться. На крыльцо, как на трибуну, вышла директриса с горящими глазами. Учителя принялись сбивать свои классы в организованные группы. И только одиннадцатый «А» класс стоял как неприкаянный. Нет классного руководителя. Должен быть, но пока не наблюдается. Жене все равно. Пропади она пропадом, эта школа вместе со всеми учителями. И одноклассники тоже. Видеть их не хотелось. Не хотелось, но приходилось: нужно же было знать, бок о бок с кем ему придется грызть гранит науки. Особо интересовал вопрос – придется ли он ко двору или нет. Все-таки чужой монастырь...

Ребят в классе было не очень много. Всего семь человек. Один явно центровой – снисходительно-нахальный взгляд, уверенность в своей значимости, нарочитая резкость в движениях. Если Женя правильно понял, то звали его Эдик. Среднего роста, не слабо накачан, лицо – не самая удачная работа малоталантливого скульптора. Вроде бы черты лица правильные, но не хватает выразительности и одухотворенности. Зато чванства и дешевого снобизма хоть отбавляй. Под крутого парень косит. Что ж, это его право. Тем более что это право признают его дружки. Их двое. Пучеглазый брюнет с крупным, но каким-то рыхлым телом. И белобрысый живчик – среднего роста, худощавый, не в меру и вряд ли оправданно самоуверенный. Тоже крутым хочет казаться, но видно, что у него на роду написано быть «шестеркой».

К центровой троице примыкают еще двое. Их не особо признают. Так, позволяют находиться рядом. Не гонят, и на том спасибо... Еще двое – особняком. Это ярко выраженные «ботаники». Худосочный очкарик и розовощекий пухлячок. Видно, что им вполне комфортно в компании друг друга. Свои темы, свои разговоры. Никто им вроде бы и не нужен. Но на девчонок посматривают. Любой «ботан» рано или поздно становится половозрелым, а фантазии у них – мама не горюй...

Центровой Эдик в упор не замечал Женю. Вернее, делал вид, что и знать его не желает. Никто из его окружения даже не сделал попытки заговорить с ним, узнать, кто он такой, откуда. Но Женя и не ждал, что новые одноклассники примут его с распростертыми объятиями. В школе, где он прежде учился, новичков тоже не больно-то жаловали. Так уж устроено в этом мире, что любая человеческая общность сплетена из условностей. И общность старшеклассников не исключение. Пока ты никто, первым руку тебе может подать только «лох». Пока ты никто, не стоит ждать доброго к себе отношения. Хочешь быть кем-то, докажи свое право на достойное существование... Жене совсем не хотелось что-то кому-то доказывать. Но ведь и это проявление одной из множества условностей. Не нужно лезть из кожи вон, чтобы разрекламировать собственное «я». Будь проще, и люди к тебе потянутся...

Девчонки тоже не лезли к нему с расспросами. Кто-то из солидарности с центровой компашкой, кто-то из чувства собственного достоинства, а кто-то откровенно стеснялся. Но было видно, что девчонкам он интересен.

И девчонки, надо сказать, достойны были его внимания. Их много, чуть ли не в три раза больше, чем ребят. Были и красивые, были просто симпатичные, а были и такие, на которых лучше и не смотреть, чтобы ночью страшные сны не снились. Особенно выделялась высокая худенькая девчонка с короткими темно-русыми волосами. Шикарные черные брови, большие глаза, прелестное личико, чуточку вздернутый носик, пухлые, четко очерченные губки...

– Та-ак! А где Варвара Юрьевна? – чуть ли не мужским басом спросила отнюдь не мужеподобная женщина.

Плоская, как доска, носастая, губастая. И глаза, как два извергающихся вулкана. Только глянешь в них, и уже страшно. Это была классная руководительница параллельного, одиннадцатого «Б».