Ингрид Нолль - Головы моих возлюбленных

– А может, купим чего-нибудь для Эмилии? – предложила я. – Когда в доме живет гость, у нее гораздо больше дел.

– Когда у нас гостили другие люди, ты ничего подобного не говорила, – ответила Кора, но не стала возражать, чтобы я прихватила букет астр и трюфели из белого шоколада.

На пути домой Дону доверили вести «Кадиллак». Конечно, он привык к бескрайним просторам своей родины, зато совершенно не привык к итальянскому уличному движению, потому что даже Эмилия после пятидесяти часов практики вождения не смогла бы рулить хуже. Кора нетерпеливо напоминала, что давно уже пора вернуться домой, ей, в конце концов, пора к мольберту. Дон вполне был готов к тому, чтобы позировать в качестве Олоферна, да и меня дожидался мой албанский ученик, а кроме того, я должна была продолжить собственные занятия.

– До того, как ты снова вернешься к своему шедевру, – сказала я, – не будешь ли ты так любезна прочесть наконец письмо твоего брата. Возможно, ты и сама заметила, что ни Фридриха, ни Йонаса здесь нет.

– Ну что ж, вполне могу представить – Фридрих недоволен.

– Доволен или нет, но отца моего они так до сих пор не похоронили.

– А где же он сейчас?

– В каком-то морозильнике.

Кора рассмеялась:

– Значит, дело неспешное, пусть полежит там еще денек-другой.

– А разве он когда-нибудь заботился обо мне? Разве он скопил деньги на похороны?

– Я помню, как он появился у могилы твоего брата.

Вообще-то мы избегали разговоров о Карло. И я гневно ответила:

– Чтобы получить дармовую выпивку, он бы пришел и на мои похороны!

Пришлось заплакать. У Коры я научилась говорить о покойниках равнодушно и грубо, но подобное отношение нравилось ей, а мне причиняло боль.

Кора прочла письмо Фридриха.

– Что ж, этого следовало ожидать, – сказала она, – а пока ты избавилась от обоих. Вообще-то говоря, теперь моя очередь.

Это звучало как предостережение.

– Не пойму, чего ты хочешь, – ответила я.

Из Кориной студии доносился непрерывный смех. Но я была слишком горда, чтобы присоединиться к ним. Эмилия неодобрительно качала головой. У нас меняли отопление. Рабочие нанесли кучу грязи, Эмилия постоянно с ними перебранивалась.

Интересно, где следовало похоронить моего отца? Я этого не знала и, уж во всяком случае, не хотела, чтобы Кора выкладывала свои деньги. За обедом я снова вернулась к этой теме.

– О’кей, – сказала Кора, – с твоей стороны очень благородно, что ты хочешь экономить мои деньги. Да я и сама не вижу большого толка в роскошных могилах. Ну, с Хеннингом дело ясное – иначе было просто нельзя, этим интересовались широкие круги общественности. И вот что я предлагаю: засунуть урну с прахом твоего отца в двуспальную могилу Хеннинга втихаря: убийца и его жертва упокоятся рядом.

Хотя Кора говорила по-немецки, Эмилия, расслышав слово «убийца», многозначительно улыбнулась, и Дон, как ни странно, тоже. Я сочла идею Коры превосходной и решила в самые ближайшие дни этим заняться.

У Коры иссяк запас красок, и она, не откладывая, поехала в город. Мы с Доном остались наедине.

Я должна быть благодарна этому проклятому Дону за то, что сегодня в своем автобусе могу чувствовать себя как королева (просто бывшая принцесса стала взрослой), у которой двадцать верноподданных. После размолвок с Корой, спровоцированных двойной игрой Дона, я приняла решение избавиться по меньшей мере от материальной зависимости.

Типы, подобные Дону, редко ездят автобусом: организованный туризм повергает их в ужас. Они предпочитают валяться перед каким-нибудь колодцем на мостовой со всеми своими бутылками и рюкзаками. А если кого-нибудь из них случайно занесет в мой автобус с климатической установкой, мне незачем посылать подобному типу улыбку. Элегантный костюм не позволит мне даже приблизиться к такому человеку, мой костюм должен приходиться по вкусу моей обычной клиентуре, и действительно приходится. Не составило бы ни малейшего труда заарканить какого-нибудь высокопоставленного немецкого чиновника, но это не мой жанр. В таких людях меня интересует лишь содержимое их бумажников.

Правда, один раз я совершила публичный выход с одним таким пижоном. Он непременно желал выпить чашечку эспрессо в каком-нибудь «типичном» заведении. Я повела его в один бар. Там мы уселись словно наездники на немыслимо безобразных табуретах из хрома и пластика, а каблуками, как и все наши соседи, зацепились за металлические обручи, похожие на подставки для зонтиков. Рядом с нами на бильярдных столах разыгрывали какую-то разновидность боччии. В соседней комнате размещалось некое подобие казино, и было еще более шумно. Казалось, надпись «VIETATO AL MINORI DI 18 ANNI» [15]больше всего привлекала именно юнцов, которые сидели вдоль стены в нишах и выпивали. Без зазрения совести они бросали на пол из поддельного мрамора объедки и огрызки. Время от времени в заведение заходила какая-нибудь девушка, чтобы купить мороженое. Хозяин, маленький и толстый, лучился фальшивой приветливостью, а нам он показал в своей газете «Спортсмен», что там говорится об успехах немецкого футбола.