Эйс Аткинс - По закону плохих парней

Прошло добрых десять минут. Она снова услышала выстрелы.

Лена пролезла за руль, придерживая малышку правой рукой на пассажирском сиденье. Она использовала подушку из мотеля, чтобы удобно устроить девочку. Перевела рычаг передачи и подъехала к кинотеатру, заметив, что его дверь широко раскрыта.

У нее дрожали руки. Лена надеялась, что даже Говри не станет стрелять в женщину с ребенком.

Она наставит на него свой маленький пистолет и выскажет ему все. Потом убежит со своим коротышкой, с деньгами или без них.

Ей не нужны эти гребаные деньги, она так и скажет ему.

Лена подхватила плачущую малышку и вышла из машины, прижав Джой к себе и крепко держа свой пистолетик 22-го калибра. Она чувствовала себя так, словно брела по воде, ее кровь кипела, мысли путались в голове. Девушка вошла в здание кинотеатра и услышала мужской крик, но никого не увидела, пока не взглянула вверх.

Там она увидела золотозубого брата Дэвиса, свисавшего с креста, который качался на цепях, как маятник.

– Помоги! – крикнул он. Его тело сильно кровоточило, лицо было серым, как у умирающего.

– Где Дитто?

– Пожалуйста! – молил брат Дэвис пронзительным голосом. – Говри забрал все, но сказал, что этого недостаточно.

– Где они?

– Помоги мне.

– Говори, подлый старик!

– Они поехали в банк.

Квин поднялся с больничной койки в одной из тех бумажных ночных рубашек, которая не прикрывала его голую задницу, и направился к графину с водой. Он чувствовал слабость и головокружение и совсем не ощущал своего тела, правая нога болела, словно от того, что затекла, пальцы на перевязи опухли и плохо двигались. Накануне он наблюдал, как Люк Стивенс выковыривал из его ноги и задницы картечь, а потом занялся пулей, застрявшей в плече. Люк говорил, что у Квина треснула лопатка и ему нужно показаться хирургу в Мемфисе или даже в Колумбусе. Он желал полного излечения Квина, рейнджер же хотел как можно скорее избавиться от боли в конкретных местах, выковырять эту дрянь из тела и зашить рану. Люк же старался разъяснить ему, что процесс излечения довольно сложен. У Квина были разорваны мускульные связки, имелись трещины в костях, он потерял много крови.

Квин выпил стакан воды и вернулся назад к постели.

Примерно в это время в палату вошел Джонни Стэг.

– Сукин сын! – выругался Квин, накидывая больничный халат. – Ты пришел дурить меня.

– Судья звонил в Беннинг, – сообщил Стэг. – Просил меня передать тебе это.

– Что он им сказал?

– Говорил, что тебе устроили засаду какие-то браконьеры.

Стэг был одет в клетчатую рубашку, застегнутую на все пуговицы, и теннисный свитер, заправленный в отглаженные серые брюки. Он выглядел садовником, похитившим одежду у миллионера.

– У тебя отличные штаны, – засмеялся Квин. – Тебе известно, что они сделали с моими?

– Полагаю, из тебя вынули пули, – сказал Джонни Стэг, кивая на рану на ноге Квина. – Она выглядит не очень хорошо.

– Да, нога обычно болит, когда ее прострелят, – произнес Квин с иронией. – Ты сам уйдешь или предпочтешь, чтобы тебя выбросили в окно?

– Я не имею к этому отношения, – потупился Стэг. Он глядел то ли на свои мягкие кожаные ботинки с кисточками, то ли на пол, покрытый линолеумом. – Я хотел посмотреть тебе в глаза и сказать это.

Квин поднял руку и покачал головой.

– Чего ты хочешь, Джонни?

– Мы с Говри не были партнерами, – настаивал Стэг. – Все, чего я хотел, – это дать толчок развитию экономики города. В этом заброшенном месте должны были построить региональную больницу, а также супермаркет. Поверь мне.

– Прямо идиллия.

– Если бы я знал, что произойдет… Ни за что не взялся бы за это.

– Одного из моих лучших друзей расстреляли у меня на глазах, – сказал Квин. – Говри выстрелил ему в голову и сердце как раз перед тем, как обратиться ко мне. Полагаю, ты ничего не знаешь об этом.

– То, что сделали с Уэсли, потрясло меня до глубины души, но он не единственная жертва, – опечалился Стэг, торжествуя под маской горечи. Он вынул из кармана письмо, развернул его и передал в руки Квина. – Это касается тебя и твоей матери.

Квин мгновенно узнал почерк своего дяди.

– Я собирался сжечь его, – заметил Стэг.

Квин читал короткую записку, адресованную матери и забрызганную кровью:

«Я ухожу одиноким, Джин. Мой путь никогда не был прямым, и, несмотря на это, ты любила меня. Я убил молодую женщину по имени Джил Буллард. Она была свидетельницей пожара в доме, где готовились наркотики. Она приходила за деньгами. Я, один я заставил ее умолкнуть. Не ищи причин этого, они все здесь. Придите ко мне, все, кто утомлен и обременен, и я дам вам отдохновенье (Евангелие от Матфея, глава 11, стих 28).