Сидни Шелдон - Если наступит завтра

– Tu sei una puttana! Vi ammazzo tutti e due! Dove sone i miei coltelli? [47]

Джеф уловил не все слова, но тон красноречиво свидетельствовал о намерениях сицилийца. Пока Зорбини бегал за своими ножами, Джеф выскочил из ванны и, сверкая всеми красками радуги разноцветных сортов «Джело», схватил одежду, выпрыгнул из окна и голый бросился наутек. Позади послышался крик, рядом с его головой просвистел нож. Дзинь! Затем другой. Но через секунду Джеф был вне досягаемости клинков. Одевшись в дренажной трубе, натянув рубашку и брюки на липкое «Джело», он нашел автостанцию и первым автобусом уехал из города.

Через полгода Джеф оказался во Вьетнаме.

Каждый солдат воюет на своей войне. Джеф вернулся из Вьетнама с презрением к бюрократии и непреходящим возмущением властью. Он отдал два года войне, в которой нельзя победить, и его приводили в ужас разбазаривание денег, имущества и жизней. Джефа воротило от обмана и предательства поднаторевших в демагогии генералов и политиков. «Нас втянули в войну, которой никто не хотел, – думал он. – Настоящая афера – ничего не скажешь. Самое большое надувательство в мире».

За неделю до демобилизации Джеф получил известие о смерти дяди Уилли. Луна-парк закрылся. С прошлым было покончено. Пришло время радоваться будущему.

За следующие несколько лет Джеф пережил ряд приключений. Весь мир казался ему сплошным лунапарком, а люди – простофилями. Он начал сам придумывать аферы. Помещал рекламу в газетах, обещая за доллар цветные портреты президента, а потом рассылал жертвам обмана почтовые марки с его изображением.

Давал в журналах объявление, предупреждая, что осталось всего пять дней для того, чтобы успеть внести свои пять долларов. Джеф не уточнял, за что надо вносить, но они тем не менее хлынули настоящим потоком.

Три месяца он работал в бойлерной и продавал по телефону акции несуществующей нефтяной компании.

Джеф любил корабли и, когда товарищ предложил ему поработать на шхуне, отплывающей на Таити, записался матросом.

Судно было красивым: сверкающая на солнце 25-футовая шхуна с прекрасной оснасткой. Сияющая длинная палуба из тика, обшивка корпуса – из орегонской пихты. Главный салон вмещал двенадцать человек; в камбузе на носу стояла электропечь. Каюта команды располагалась у самого форпика. Кроме капитана, команда включала стюарда, повара и пятерых палубных. Джеф помогал поднимать паруса, драил медные иллюминаторы и забирался по выбленкам на нижнюю перекладину, когда приходилось свернуть паруса. Шхуна везла компанию из восьми человек.

– Фамилия судовладельца Холландер, – сообщил Джефу его приятель.

Холландер оказался женщиной – Луизой Холландер. Отец этой двадцатипятилетней златокудрой красавицы владел половиной Центральной Америки.

А остальные пассажиры были ее друзьями, о которых приятель Джефа презрительно отозвался: «тусовка».

В первый день в море, когда Джеф полировал на палубе медь, Луиза Холландер остановилась возле него.

– Ты новенький?

Джеф поднял глаза.

– Да.

– Как тебя зовут?

– Джеф Стивенс.

– Хорошее имя. – Он промолчал. – А знаешь, кто я?

– Нет.

– Я Луиза Холландер. Эта шхуна моя.

– Понятно. А я здесь работаю.

Она одарила его томной улыбкой.

– Это хорошо.

– В таком случае, если вы не хотите бросать деньги на ветер, позвольте мне заниматься своим делом. – Джеф отвернулся и принялся за новую медяшку.

По вечерам в своей каюте команда зубоскалила и высмеивала пассажиров. А Джеф почувствовал, что завидует им – их происхождению, образованию, свободным манерам. Все они родились в богатых семьях и посещали лучшие школы. А его школой стал дядя Уилли со своим луна-парком.

Одним из махинаторов в парке был профессор археологии; в прошлом он работал в колледже, но его выгнали за то, что он стянул и продал какую-то ценную древность. Они подолгу разговаривали с Джефом, и профессор пробудил в нем любовь к археологии. «Все будущее человечества можно прочесть в его прошлом, – говаривал он. – Подумай об этом, сынок. Тысячи лет назад существовали точно такие люди, как ты и я. Мечтали, проживали жизни, складывали сказки и рожали потомков. – В глазах профессора появлялось нездешнее выражение. – Карфаген – вот где я хотел бы покопаться. Он стал великим городом задолго до рождения Христа. Париж древней Африки. Люди забавлялись играми, принимали ванны и смотрели состязания колесниц. Цирк «Максимус» был размером с пять футбольных полей. – Профессор заметил интерес на лице Джефа и продолжал: – Знаешь, как кончал свои речи в римском Сенате Марк Порций Катон Старший [48]? Он говорил: «Delenda est Cartaga – Карфаген должен быть разрушен». Его желание в конце концов сбылось. Римляне сровняли Карфаген с землей, а через двадцать пять лет вернулись, чтобы отстроить на пепелище великий город. Как бы я хотел, мой мальчик, когда-нибудь взять тебя туда на раскопки».