Оливер Пётч - Дочь палача и театр смерти

На полу перед ней лежал отсеченный палец.

Оправившись от потрясения, Барбара рассмотрела палец внимательнее. Он был умело отрезан точно по суставу, еще виднелись подсохшие мышечные волокна. Палец уже почернел, ноготь отпал – и от него нестерпимо воняло. Запах между тем разошелся по всей комнате, как если бы кто-то встряхнул саваном.

– Если навизжалась, можешь завернуть назад. Всю округу на уши поднимешь.

Знакомый голос заставил Барбару вздрогнуть. Она с виноватым видом обернулась и посмотрела на отца, сгорбившегося в дверях. В одной руке он держал мешок в темных, влажных пятнах, в другой – кувшинчик пенистого пива.

Якоб Куизль мрачно взглянул на младшую дочь. Ростом в шесть футов, широкоплечий и с большим крючковатым носом, он по-прежнему внушал страх. Но черные когда-то волосы и косматую бороду уже посеребрила седина, лицо избороздили глубокие морщины. Во рту он, как всегда, держал трубку, которую по старой привычке не вынимал даже во время разговора, отчего скупые его реплики походили скорее на звериное рычание.

– Сказано, положи палец обратно в сундук, пока я тебе по заднице не надавал, – проворчал палач. – Я, кажется, запретил тебе подходить к сундуку, разве нет?

– Господи, что это? – спросила с отвращением Барбара, оставив без внимания вопрос отца. Она кончиками пальцев завернула гнилой обрубок в тряпку и положила обратно в сундук.

– Палец. Что же еще? – заворчал себе под нос отец. – Большой, с левой руки, если быть точным. Пастуха Хартля, кстати.

– Это… того самого вора и бродяги, которого ты повесил больше двух недель назад? – спросила Барбара; ей стало немного дурно.

Куизль кивнул.

– Симон Рёссль, крестьянин из Альтенштадта, даст за него хорошие деньги. Он думает, если положить палец такого вора в корыто, шерсть у коров будет мягкой и блестящей. – Палач усмехнулся и поднял мешок, из которого начало капать. – А теперь он, видимо, где-то услышал, что, если под дубом во дворе закопать сердце воришки, оно убережет от краж… Ну, оно, конечно, подороже ему обойдется.

Барбара снова вскрикнула, но тут же прижала ладонь ко рту.

– Хочешь сказать, ты ходил сейчас на висельный холм?..

Но палач лишь отмахнулся:

– Вот уж делать нечего. Это свиное сердце. У мясника взял; он обещал, что никому не скажет. – Куизль подмигнул Барбаре; похоже, он уже простил ей нарушенный запрет. – Люди совершенно без мозгов, не могут свинью от человека отличить. Для этого достаточно повнимательнее рассмотреть какой-нибудь труп. А этим, кроме докторов, занимаются только палачи. Держи язык за зубами, ясно? Немного лишних денег нам не помешает.

– Если б ты просил нормальную цену за свои травы и лечение, как Магдалена с Симоном, то, может, позволил бы себе новую рубашку, – насмешливо ответила Барбара. – Пятна же не отстирываются.

Куизль фыркнул:

– Каждый платит, сколько может. С чего бы мне вытягивать из бедняков последние гроши? Чтоб они выздоравливали, но помирали с голоду?

– Пообещай хоть, что не станешь держать это сердце в комнате, а отнесешь в сарай, – вздохнула Барбара.

Она не стала говорить, что деньги им не помешали бы еще и потому, что отец в последнее время все чаще прикладывался к бутылке. Вот и теперь комнату наполнил сладковатый запах спиртного. По крайней мере, он перебивал вонь гнилого пальца.

Отец отнес мешок в сарай и вскоре вернулся. Барбара тем временем покончила с уборкой и присела на скамейку.

– А ты веришь в это сердце? – спросила она. – Ну, что оно обладает магической силой?

Отец уселся рядом и молча налил себе пива.

– Будь оно так, я бы давно остался без работы, – ответил он через некоторое время. – Тогда каждый просто закопал бы сердце перед домом, и воровству настал бы конец. – Он сделал большой глоток и вытер рот. – Но пусть люди верят, во что им нравится. Не мне их учить.

– Но если б на самом деле были колдуны и ведьмы? – упорствовала Барбара. – Твой дед, Йорг Абриль, ему же доводилось допрашивать и сжигать обвиненных в колдовстве. Неужели он ничего не рассказывал твоему отцу? Может, среди них была настоящая ведьма…

Палач поставил кружку и недоверчиво взглянул на Барбару. Более восьмидесяти лет назад во время преследования ведьм в Шонгау их предок казнил несколько десятков женщин. Барбара поняла, что с таким вопросом зашла слишком далеко.

«Он о чем-то догадывается! – пронеслось у нее в голове. – И кто же меня за язык потянул…»

– А почему ты спрашиваешь? – медленно спросил Якоб.