Юрий Молчанов - Каникулы в Братске или Тайны смерти

Повернулась на спину, села, обнаружила наблюдающего за ней молодого мужчину.

Человек стоял недалеко от её ног. Пристально смотрел на Веру.

Мужчина высок, широк в плечах, хорош собой, его вполне можно назвать красивым. На вид ему около тридцати лет. Широкий лоб, карие глаза с густыми ресницами под золотисто-каштановыми бровями, крупный и прямой нос. На щеках виднелись небольшие впадины, которые, превращалась в ямочку, когда он улыбался. Выдающийся вперед твердый подбородок и четко очерченный крупный рот говорили о сдерживаемой силе и чувствительности. Волосы с выгоревшими на солнце прядями зачёсаны назад, почти закрывали единственный недостаток его внешности – неровную отметину старого шрама у левого виска, выделявшуюся серебристо-серым пятном на бронзовом загаре лица. Одежда его: темно-серые брюки и легкая рубашка из мягкой синей ткани с закатанными по локоть рукавами.

Вера протянула руку за своим платьем, быстро обернулась им.

Человек заговорил голосом довольно приятным. Он произнес лишь простое приветствие. Видит, что девушка очень настороженно смотрит на него.

В очках Веры, как в двух блестящих капельках прозрачной воды, мужчина увидел свое отражение, крохотное, но до мельчайших подробностей точное, даже складки у рта. Будто ее очки были двумя волшебными кусочками лилового янтаря, навеки заключившими в себе его образ. Лицо Веры, повернутое теперь к нему, казалось хрупким, кристаллом, светящимся изнутри ровным, немеркнущим светом. То был не электрический свет, пронзительный и резкий, а странно успокаивающее, мягкое мерцание свечи.

Вера посмотрела на интересного мужчину и улыбнулась.

Он тоже улыбнулся ей и спросил:

– Одна?

– Теперь нет.

– Я видел вас вчера вечером на рынке?

– Да.

Приподнялась на локте, отряхивая свои волосы:

– Вас зовут Вера, не правда ли?

– Откуда вы все это знаете?

– Мне кажется, я все знаю про вас.

Он присел возле нее, заинтересованный. Их взгляды встретились, Вера опустила глаза.

– Не будем говорить обо мне, как вас зовут?

– Владимир.

– Вы здесь в отпуске?

– Что-то вроде этого.

– А где вы остановились?

– В гостинице, – мужчина, улыбнулся. Думал о ее красивых ногах. И чем больше смотрел на неё, тем больше хотел оказаться с ней в постели.

– Вот с этой бы сойтись… – мечтал мужчина, оглядывая ее красивую талию и руки. Ничего себе…

Но сойтись с ней, то есть сделать ее героиней одного из тех экспромтных романов, до которых так падки командировочные, было нелегко и едва ли возможно. Это он почувствовал, всмотревшись в ее лицо.

Вера так посмотрела, у нее стало выражение, как будто море, дымок вдали и небо давно уже надоели, и утомили ее зрение. Она, по-видимому, устала, скучала, думала о чем-то невеселом. На ее лице не было даже того суетного, натянуто – равнодушного выражения, какое бывает почти у всякой женщины, когда чувствует вблизи себя присутствие незнакомого мужчины.

Вера отвела взгляд, на ее губах появилась странная улыбка.

– Который час?

– Без двадцати два.

– Боже мой! – воскликнула Вера, вскакивая на ноги, подбирая полотенце. – Я не думала, что уже так поздно. Мне нужно идти.

– Подождите. Да не уходите же вы!

Но она уже бежала. В отличие от других женщин, Вера удалялась легко, высоко поднимая колени.

Владимир, остался сидеть на корточках, смотрел ей вслед. Знал около дюжины женщин, ему казалось, раньше был влюблен, но то, что произошло сейчас, ни на что не похоже. Внезапно, болезненно сжалось сердце. Вдруг почувствовал полную растерянность.

После обеда Вера встретила своего поверенного адвоката Геннадия Крюкова, который несколько лет ведет дела ее деда Егора Сорокина. Вера и Геннадий давно дружили и готовились соединиться, но долго не решались. Крюков пригласил Веру Мишину в ресторан. Немного поколебавшись, согласилась пойти с ним в ресторан. Они встретились в восемнадцать часов у памятника В. И. Ленина.

Геннадий одет в серый костюм. Белоснежная накрахмаленная рубашка подчеркивала смуглый цвет лица. Выглядел как респектабельный джентльмен. Мужественная красота всегда нравилась Вере, хотя старалась не поддаваться нахлынувшим на нее чувствам.

– Привет! Оглядел ее с ног до головы.

На Вере был туалет, поражал своим изяществом, гармонией покроя и тонов. Со вкусом выбранной материей – не очень дорогой, ни слишком простенькой; ничего кричащего, и экстравагантного. Словом туалет безукоризненный. Удивительным обаянием дышало ее лицо, спокойствие которого обнаруживало редкостную глубину души. Вера Мишина считалась красавицей. Мужчины становились жертвами ее чар. Очень уж причудливо сочетались в ее лице утонченные черты матери – местной аристократки сибирского происхождения – выразительные черты отца, пышущего здоровьем сибиряка. Глаза чуть раскрытые светло-зеленые, прозрачные в оправе темных ресниц. На белом, как лепесток магнолии, лбу – эта кожа, которой так гордятся женщины сибирячки, бережно охраняя ее шляпками вуалетками от жаркого солнца Сибири. Две безукоризненно четкие линии бровей стремительно взлетали косо вверх – от переносицы к вискам.