Луиза Пенни - Долгий путь домой

И Клара оказалась права. Если стюард, который проводил женщин в капитанскую каюту, не узнал человека на фотографии, то стюард, провожавший мужчин, узнал.

– Он купил билет на одно спальное место, – сообщил стюард. – И всех сторонился.

– Как же вы его запомнили? – спросил Жан Ги, следуя за ним по тускло освещенному, узкому коридору.

Кораблику явно было далеко до «Куин Мэри».

– Я за ним приглядывал.

– Почему? – спросил Бовуар.

– Боялся, что он спрыгнет за борт.

Услышав это, они остановились посреди коридора.

– Что вы имеете в виду? – спросил Гамаш.

– Люди иногда прыгают, – ответил молодой стюард. Он был невысокий, гибкий. Говорил с сильным испанским акцентом. – Особенно такие тихие. А он был тихий. Замкнутый в себе.

Они двинулись дальше по коридору, а потом, к их удивлению, спустились на два пролета трапа.

– Большинство пассажиров радуются речному путешествию. Общаются. Знакомятся. Заниматься тут особо нечем, ну и начинают завязывать дружбу. Ваш парень вел себя иначе. Он другой.

– И вы думаете, он собирался прыгнуть? – спросил Гамаш.

– Не-а. Он был в порядке. Просто другой.

Опять это слово. Питер Морроу, всю свою жизнь пытавшийся не выделяться, в конечном счете оказался «другим».

– А где он сошел? – спросил Жан Ги.

– Не помню.

Они добрались до адмиральской каюты. Стюард открыл дверь и замер, держа руку ладонью вверх.

Бовуар проигнорировал его, но Гамаш дал стюарду двадцатку.

– Двадцать долларов, patron? Вы что? – вполголоса спросил Бовуар.

– А кто, по-твоему, будет распределять места в спасательной шлюпке?

– А-а.

– Вот тебе и «а-а», – сказал Гамаш.

Они вошли в каюту. Почти вошли. Втроем они едва умещались стоя, а как им лечь – это было совершенно неясно.

– Адмиральская каюта? Это какая-то ошибка, – пробормотал Шартран, пытаясь повернуться так, чтобы не задеть остальных.

– Тут наверняка произошел мятеж, – сказал Бовуар.

Гамаш вскинул брови. Все это выглядело очень похоже на какой-нибудь бриг. И пахло как в сортире. Они оказались в чреве корабля.

«Морской волк» накренился и отчалил от пристани.

– Приятного путешествия, – сказал стюард, закрывая дверь.

В маленький иллюминатор они увидели, как уходит вдаль земля.

Мирна повернула краны и сунула руку под струю воды, чтобы убедиться, что температура подходящая. Аромат лаванды от пены для ванн наполнил ванную, отделанную красным деревом.

Были зажжены свечи, и стюард принес два крепких капучино, корзиночку с теплыми круассанами и джем.

Немного ранее позвонил Арман и сообщил, что их стюард определенно опознал Питера. Клара почувствовала облегчение и решила, что может позволить себе расслабиться.

Она отщипнула кусочек рассыпчатого круассана и уселась на диване.

Они продвигались к цели.

Через дверь в другом конце каюты Клара видела Мирну, погрузившуюся в медную ванну. Пузырьки пены образовали на ее теле пенные горы и долины.

– Я смотрю, твой корабль наконец-то пришел, – сказала Клара, услышав, как Мирна напевает «Что нам делать с пьяным моряком?» [94].

– Я прирожденный моряк, – ответила та.

Пока Мирна принимала ванну, Клара попивала капучино и наблюдала сквозь большой иллюминатор «Морского волка», как проплывают мимо густые старые леса и бухточки.

Жан Ги и Арман стояли, опершись на фальшборт «Морского волка». Корабль шел прямо против волны, и оба они смотрели на воду, почти загипнотизированные ритмическим движением. Нос корабля то поднимался, то падал, разрезая волны и посылая мелкие брызги им в лицо.

Это освежало и одновременно убаюкивало.

Если бы Гамаш начал напевать какую-нибудь старинную квебекскую колыбельную, Жан Ги точно бы рухнул и уснул прямо на палубе.

Вспомнив мелодию, Жан Ги почувствовал, как его веки сомкнулись. Потом встрепенулись. И снова начали тяжелеть. «C’est un grand mystère». «Тайна великая». Он слышал голос матери, поющей ему. О лесной чащобе. О волках и лисах. О страхе. И о спасении. Ощущении безопасности.

Голова его поникла, но он заставил себя прогнать сон.

Первым в туалет они запустили Марселя Шартрана. Когда они платили за каюту, кассир заверил их, что там есть свои ванная и туалет.

На деле ничего такого не оказалось. Если только на морском языке «свои ванная и туалет» не означали крохотного, мрачного ватерклозета в конце темного коридора.

– Если у нас адмиральская каюта, то можно только догадываться, насколько плоха капитанская, – сказал Жан Ги.