Борис Баделин - На полынных полях

Зден уже не раз боролся с искушением свернуть шею или прострелить голову своему толстозадому «шефу», но это было категорически невозможно, во всяком случае, пока не заполучен полный программный продукт проекта «Первый Всадник».

Многие отдельные фрагменты Гловацкий уже переправил в Тель-Авив, но ключевая программа была спрятана в маленькой флэш-карте, а карта висела на груди Лазаридиса на толстой золотой цепочке – воистину, Кащеева смерть!

Вдобавок, и у самой карты был ключ из ста восьмидесяти семи знаков и символов, и всю эту умопомрачительную комбинацию нечеловек Лазаридис держал в своей памяти!

Руководство требовало терпения, терпения и терпения.

– Иного пути просто нет! – говорили ему накануне. – Объект – исключительный: его не соблазнить ни женщинами, ни деньгами, его невозможно шантажировать страданиями или смертью близких людей – их нет, а потому береги его больше, чем себя самого: мёртвые головы, как жёсткие диски, мы вскрывать пока не научились!

Теперь твоя главная миссия – попытаться скопировать ключевую программу при практическом запуске проекта…

– Пся крев! – неожиданно громко и по-польски выругался Зден.

Операторы, хлопотавшие над мёртвым телом, посмотрели на него с недоумением.

Гловацкий уже хотел на них прикрикнуть, чтобы пошевеливались, но в этот момент все работающие мониторы в студии наполнились кроваво-красным светом, и во всех помещениях фермы зазвенел сигнал общей тревоги.

Всё это могло означать лишь одно: несанкционированное проникновение в систему – кто-то сейчас вошёл в локальную сеть!

Зден бросился к своему, отдельно стоящему, пульту и включил тотальную радиозащиту. Защитный комплекс был русской разработкой и носил название «Марево» – он мёртво гасил радиоволны практически всех диапазонов в радиусе до двухсот метров.

Из лагеря «альпинистов» в сторону фермы стремительно рванули два джипа, переполненные сосредоточенными спортсменами…

…Рубахин и вся группа Баюнова напряжённо ждали сигнала со спутника.

Как только сканер Болотникова зафиксировал колебания ближнего к нему процессора, прибору в ботинке на двадцать секунд задали предельную мощность.

Главным исполнителем здесь был Степан Шорников, он же изначально предложил тактику:

– Пытаться что-то скачать бесполезно! – заявил Степан. – Наше вторжение они, безусловно, заметят и тут же заблокируют все входы и выходы. Быстро найдут и сканер – судя по всему, у них высококлассная аппаратура. Реально мы можем только успеть вбросить вирус, который я недавно собрал специально для подобных ситуаций. Выявить его, по крайней мере, известными мне средствами – почти невозможно: он прячется не в дисках, а в периферийных служебных элементах. Через определённое время он сам активируется и уничтожит все доступные ему базы.

Шорников обернулся на Рубахина:

– Отправляем?

– Делай! – подтвердил тот.

В своей сфере Степан уже был очень авторитетным специалистом…

Войдя к себе, Лазаридис снял не только туфли, но и носки, и с наслаждением ощутил горячими стопами мягкое шелковистое руно, которым в его апартаментах был устлан весь пол. У него в этот момент было только два неодолимых желания: душ и постель.

События последних суток его запредельно утомили. Но, прежде всего, Валерий Сергеевич был сейчас панически озабочен исчезновением Другого и ощущал себя абсолютно тупым: постоянные внутренние диалоги были для него основным способом мышления.

Преисполненный дурными предчувствиями, Лазаридис едва успел дойти до ванной комнаты, как отключилось электричество, а ещё через пару минут кто-то громко и настойчиво застучал во входную дверь.

– Какого чёрта? – раздражённо закричал Валерий Сергеевич. – Я же просил меня не беспокоить! И что с электричеством?

– Извините, господин Гольдштейн! У нас проникновение в систему! – сообщил снаружи задыхающийся голос одного из лаборантов.

Лазаридис, впадая в небывалую ярость, босым выскочил за порог и схватил за ворот ни в чём не повинного гонца:

– Какое проникновение!? Чьё проникновение?

Округлившиеся от изумления глаза лаборанта заставили его устыдиться своей истерической реакции, и Валерий Сергеевич, опомнившись, опустил руки:

– Иди и займи своё место! – как можно спокойнее произнёс он. – Скажи Гловацкому, что я буду через десять минут!

Лазаридис впервые за долгие годы стремительно терял над собой контроль и был близок к отчаянию…