Йенс Лапидус - Стокгольмское дело

Белло обещал Николе показать телефонное кладбище на дне озера.

– Закончим работу – покажу.

Никола вел машину поочередно то одной рукой, то другой: свободную вытирал о брюки.

В машине было столько взрывчатки, что если их сейчас случайно остановят, могут припаять пожизненное заключение за подготовку теракта.

Какая-то дикая ирония судьбы: именно он, который в прошлом году чуть не лишился жизни из-за взрыва этой дряни, должен теперь возить ее по городу и перепрятывать. Никола даже думать не хотел, что будет, если он затормозит слишком резко, или, еще того чище, попадет в аварию. Хегерстен превратится в огненный шар величиной с Глобен. Жители наверняка решат, что Путин и вправду дал приказ бомбить Стокгольм. Или террористы выбрали своей мишенью южные пригороды.

Никола, наконец, выбрался на берег. Он купил в Сёдертелье маску с трубкой и водонепроницаемый фонарь. Вода приятно обволокла тело, как прохладное одеяло. Глубоко нырять не пришлось: самое большее – полтора метра. Каменистое, не заиленное дно – хорошая видимость. Потребовалось самое большее десять минут, чтобы найти девять телефонов. По одному в минуту.

– На все сто уверен, что это он, – сказал Белло, показывая на черный Samsung S5 . – В январе было дело. Я еще на лыжах катался.

Никола попробовал улыбнуться: он был совершенно уверен, что Белло не притрагивался к лыжам со времен уроков физкультуры в школе. На самом деле ему было почему-то еще страшнее, чем три часа назад, когда они таскали коробки со смертоносным грузом.

Никола вскарабкался на валун и завернулся в полотенце. Было тепло, но он замерз.

Хотел позвонить Роксане, узнать, чем кончилось дело, но решил сначала довести до конца дурацкую затею с телефонами. Может, удастся докопаться, кто замешан в убийство его лучшего друга. Он не мог успокоиться после разговора с Симоном Мюрреем.

Все опять повисло в воздухе. Юсуф ни при чем.

Звонок в дверь. Таксист. Он знал, что это за таксист, – его прислал Луке, старый сокамерник Тедди, он выручал его не в первый раз.

Расплатился и разорвал маленький пакет. Телефон и открытка. Почерк какой-то детский, такой же неразборчивый, как у него самого.

Крошкин, хочешь верь, хочешь не верь – фен для волос и рис делают чудеса. Открыл трубку, просушил феном и положил на двое суток в пакет «Uncle Ben». Заработал как миленький. Пин-код 7586. Целую в лобик. Луке.

Никола присел за кухонный стол с телефоном в руке. Тот самый «самсунг», про который говорил Белло. Один из старых телефонов Мистера Первого. Тот, которым он пользовался, когда застрелили Шамона.

Старая афиша на стене: «Лицо со шрамом».

Тони Монтана за письменным столом. Золотые часы, хрустальный графинчик с виски. Красавица-жена, дела идут превосходно, и все равно выглядит жутковато. Видно, как устал от всего этого дерьма.

Никола долго не мог оторваться от траурных глаз Аль-Пачино.

А может быть, просто не решался взяться за телефон.

Он достиг дна, когда они были в Дубаи после смерти Юсуфа. Но тогда еще верил, что он и в самом деле равноправный член семьи, романтического разбойничьего братства. На какое-то время ему показалось, что он нашел свое место, несмотря на то, что потерял лучшего друга. Все-таки важные вещи: Братство. Взаимовыручка. Взаимопомощь.

Какое там… плевать они на него хотели. Он постепенно начал понимать, что и раньше так было: плевать они на него хотели. Теперь он ясно видел эту линию, которую не замечал все эти месяцы. Прямая линия, ярко-красная прямая линия: начало – конец.

Дед научил Николу читать, когда ему было пять. А училка шведского в пятом классе говорила, что он «алмаз, который требует только минимальной огранки», – он так и не понял, что она хотела сказать. Даже обиделся. Но мать объяснила: это комплимент. «Она имела в виду, что у тебя огромный потенциал».

И весь его огромный потенциал – псу под хвост.

А ему всего-то хотелось жить своей жизнью, общаться с друзьями.

А может, и не в этом дело. Весь их класс, вся школа… да нет, весь их пригород был осужден с самого начала. Проблемный район. Они не хотят ассимилироваться .

Ассимилироваться – куда? Они говорят с акцентом, они орут, они нарушают наш покой – и никто никогда не вслушался, что именно они говорят. Их граффити считались мазней и намеренной порчей имущества. Средневековое сознание, страсть к насилию, предрасположенность к криминалу… и никогда, ни один человек не спросил: почему ?