Эли Бертэ - Присяжный

– Говорить не стоит, сущие пустяки. – И Батист пожал плечами.

– Так он, стало быть, не умер?

Жокей захохотал:

– Похоже на то! Доктор Симоно уверяет, что господин Робертен через два дня будет на ногах. Сейчас он спит, и нам не разрешают даже разговаривать во дворе.

– А как себя чувствует мадемуазель Пальмира?

– Я недавно видел ее у окна, она разговаривала с Женни и смеялась.

– Смеялась? – переспросил Бьенасси и быстро прибавил: – Послушай, Батист, если господина нет дома, мне непременно надо повидаться с молодой хозяйкой.

Он пришпорил лошадь, но Батист не стесняясь взял ее за повод.

– Невозможно, месье. Говоря по правде, мне приказано не пропускать никого вообще, а вас в особенности. Это приказ хозяина, и я должен повиноваться, если не хочу потерять место.

Лицо Бьенасси помрачнело, однако он постарался убедить себя, что де ла Сутьер избегает встречи с ним только потому, что не может заплатить обещанных денег. Успокоенный этим размышлением, он продолжал, понизив голос:

– Хорошо, Батист, кто же врывается в дом против воли хозяев? Но я попрошу тебя оказать мне небольшую услугу.

С этими словами пятифранковая монета перешла от сборщика податей к Батисту.

– Охотно, месье, если это зависит от меня.

– Ничего не может быть проще, – сказал Бьенасси, – передай Женни письмо, которое я сейчас напишу.

– Женни! – повторил Батист и громко засмеялся. – Так, вы, прекрасный господин, тоже ухаживаете за этой штучкой? Тем лучше, черт возьми, тем лучше! Это взбесит проклятую английскую собаку, этого Джона, который вечно таскается в своих штиблетах вокруг нее. Напишите вашу записку, и я передам ее так хитро, что сам нечистый не заметит.

Бьенасси подошел к месту, куда сквозь редкую листву проникал свет луны, и набросал карандашом несколько слов на листке записной книжки.

– Ты умеешь читать? – неожиданно спросил он Батиста.

– Может статься, и умею, да никогда не пробовал.

– Возьми эту бумагу и никому не показывай. Никто на свете не должен ее видеть. Через пять минут ей следует быть в руках Женни. Ты меня понял?

– Понял. И за это вы мне дали пять франков?

– И дам тебе еще пять, если ты хорошо исполнишь мое поручение.

С этими словами Бьенасси сел на лошадь и поехал крупной рысью. Однако вместо того, чтобы повернуть на дорогу, он тронулся по тропинке, ведущей к уже известному нам броду. «Пришлось прибегнуть к решительным мерам, – подумал он. – Если она придет, то все еще поправимо, а если нет… Что ж, одну потеряю, десять найду!» И он засвистел веселый мотивчик.

Достигнув брода, Теодор привязал лошадь к кусту, чтобы ее не могли заметить случайные прохожие, а сам притаился за ветвями. Едва он успел спрятаться, как услышал выстрел.

– Ну вот! Франсуа Шеру стреляет куропаток, – пробормотал он. – Чтоб его черт побрал!

Жокей быстро направился к замку, но тут путь ему преградил де ла Сутьер.

– Батист! – воскликнул хозяин замка. – Что сказал тебе… молодец, что сейчас был тут?

Жокей проворно снял фуражку и ответил:

– Я сообщил ему то, что вы приказывали. Он больше ничего не расспрашивал и уехал на своей кляче.

– Покажи бумажку, которую он тебе дал.

– Вы были там? – спросил Батист с изумлением. – Эх, господин, да это вздор, глупая записочка к Женни. Он дал мне пять франков… не помешаете же вы мне заработать эти деньги.

– Покажи ее! – зарычал де ла Сутьер.

– Ну какое вам дело до интрижки между сборщиком податей и Женни? Что вам до этого, особенно теперь, когда вы отказали швее и отсылаете ее домой?

– Послушаешь ты меня, подлец?

Батист почувствовал, что железные пальцы схватили его за горло. Зная, как страшен гнев господина, Батист перестал сопротивляться.

– Не сердитесь, месье, – сказал он смиренно, – если вам так дорога эта бумажка, то вот она… но я потеряю пять франков.

Взяв записку, де ла Сутьер прочитал следующее: «Я знаю, что случилось сегодня. Жду вас у брода. Если вы не придете, я всажу себе пулю в лоб, и пусть кровь моя падет на вашу голову!» Внизу стояла подпись «Отчаянный Теодор». Адреса не было, но записка, очевидно, предназначалась Пальмире.

– Сумасшедший! – сказал де ла Сутьер с презрением и хотел разорвать бумажку, но вдруг остановился и простоял минуту в задумчивости.

«Любопытно узнать, насколько это безумие взаимно, – подумал он. – Да, это стоит проверить». И, обратившись к Батисту, отдал ему записку с самым равнодушным видом.