Ингер Фриманссон - Крысоловка

С тем пометом и появилась Клюковка, а еще народились Фига и Земляничка. Был и пятый крысеныш, да быстро издох, так что даже имя придумать не успела. Да и Ежевичка куда-то запропастилась – наверное, тоже погибла. У нее лапка была покалеченная. Запросто мамаша могла загрызть.

Хотя Пойме тоже конец пришел. Роза вздохнула облегченно, когда обнаружила у крыльца огромную дохлую крысу. Дело было в ноябре. Отпрыски к тому времени выросли, стали вполне самостоятельные.

Крыса лежала в снегу, морда в крови. Снег пропитался алым, животное лежало, будто на багровой подушке.

Отчего она сдохла? Отравилась? Роза не имела ни малейшего понятия. Может, от старости? Выглядит совсем дряхлой: мех повылез, проплешины. Да и приплод не такой уж обильный. В последний раз животное выжало из себя пятерых крысенышей.

Роза надела садовые перчатки и достала черный мешок, с которым подбирала какашки за Акелой. Подняв мертвого грызуна, подивилась тяжести. Пасть приоткрыта – будто в гримасе предсмертной брезгливости. Острые зубы, выпученные глаза чуть ли не вылезли из орбит. Ран не заметно, кровь, должно быть, из ушей вытекала.

Отправить Пойму в мусор представлялось вполне справедливым концом. В отношении Поймы любой поступок справедлив. Крыса бросалась на Розу, вечно норовила ухватить за пятки, когда хозяйка гуляла по дому босиком. А еще от нее несло тухлыми яйцами. Даже когда Пойма ушмыгивала обратно в логово, вонь долго стояла в комнате. Зато крысята ничем не пахли.

Вот одна из питомиц прошмыгнула под диван, только носик наружу торчит. Роза опустилась на колени, по-японски. Обвязала шнурком сырный кубик, положила на коврик. Клюковка подбиралась с осторожностью. В отличие от своих товарок, днем она бодрствовала.

– Давай же, дуреха, – уговаривала Роза, – ты ведь видишь, что это. Вылезай, попробуй.

Ушки у Клюковки розовые, а если взглянуть на просвет, когда за окном проплывает солнце, то сетка кровеносных сосудов придает им сходство с листиками растений. Крысе нравилось валяться на солнце – нежится, едва не мурлычет. Клюковка робкая. Зато Фига с Земляничкой боевитые. Земляничка даже время от времени давалась на руки. Роза гладила более бархатистый, чем у остальных крысят, мех, чесала за ушками. Однажды зверек залез Розе в рукав свитера. Было щекотно.

Порой крысята пропадали, возвращались через несколько дней. Похудевшие, всклокоченные, со свалявшейся шерстью, будто из военного похода. Но они возвращались, всегда.

И только Клюковка никогда не уходила.

Сперва Розу тревожили хвосты, они казались отдельными тварями с непредсказуемыми повадками. Было что-то пугающее в их сходстве с червяками. Но потом Фига разродилась выводком. Где-то в подполе. Роза не знала, сколько крысят появилось. Слышала, что у крыс бывает до двадцати детенышей в одном помете. Крысят она не видела, одну только крошечную толстушку, которая выбралась из подпола на дрожащих лапках. Крысенок уселся на коврик и огляделся по сторонам. Черная шерстка отливала серебром: ни малейшего сходства с серой бабкой. Крошечные лапки похожи на миниатюрные ладошки, гладкий розовый хвост покрыт волосками – тонкими, ровными, будто серебряные проволочки. Малышка Фиги. Она назвала крошку Нэлья, «Четверка» по-фински. Имя ей очень шло: такое мягкое, красивое. Умом Нэлья пошла в мамашу. Роза уже поняла: не все крысы одинаковы. Фига, пожалуй, самая сообразительная. Порой Розе даже казалось, будто зверек понимает человеческую речь.

Движение сбоку: Клюковка приблизилась, принюхиваясь, и так разохотилась, что ринулась к сыру со всей прыти. Роза потянула за шнурок, по сантиметру приближая сыр к себе, крыса припустила бегом. Едва приманка поравнялась с коленкой, Роза дернула шнурок вверх.

Клюковка встала на задние лапки. Серьезно поглядывала то на женщину, то на кусок сыра. Нос нервно подергивался.

– Вот, угощайся, – произнесла Роза. – Это тебе. Умница, заработала.

Клюковка пискнула в ответ, ухватила сыр и скрылась под диваном.

Предыдущие два раза оформляться через приемный покой неотложки им не пришлось – Титусу дали зеленый свет. Это он сам так шутил. Черный юмор.

Вообще-то его положили в реанимацию. Считалось, что шанс на выздоровление есть. Но недавно доктор Стенстрём отвела Ингрид в свой кабинет и произнесла слово «хоспис». Перед глазами у Ингрид все поплыло, она согнулась, уперлась лбом в стол. Доктор неуклюже похлопала ее по спине:

– Ингрид, давайте я вам что-нибудь выпишу. Как вы спите? Ночной сон очень важен для поддержания сил.