Оливер Пётч - Дочь палача и черный монах

– Прошу прощения, – сказал Симон и отошел от кровати. – Но мне нужно кое-что проверить. Быть может, все-таки есть еще средство, которое поможет вашей дочери.

Шреефогль посмотрел на него полным надежды взглядом.

– Тогда поспешите! Каждая секунда на счету.

Симон помчался обратно к рыночной площади и там нагнал озадаченную Магдалену. После встречи с Лехнером она собиралась еще зайти к кузнецу: упрямой Валли после прогулок с лекарем срочно нужны были новые подковы.

– Магдалена, – просипел Симон. – Лекарства, которые тебе велели купить в Аугсбурге, они еще при тебе?

Магдалена взглянула на него с удивлением.

– Ну да. Вот они, здесь, но…

– Тогда идем быстрее ко мне домой, – выкрикнул Симон уже на бегу. – Может, там есть что-нибудь против этой лихорадки.

– Симон, постой, я…

Но лекарь уже свернул в Винный переулок, к дому своего отца. Кларе нужна помощь, немедленно! Всякое промедление может стоить ей жизни! В этом маленьком человеке утвердилось вдруг чувство, что его неспособность вылечить людей от лихорадки – наказание ему за то, что в последние дни он не пытался им помочь. Симон ясно понимал, что если теперь потеряет Клару, то никогда больше не сможет заслуженно назвать себя доктором. И станет подобным…

Своему отцу?

Бонифаций Фронвизер распахнул дверь, едва только Симон потянулся к ручке.

– А, наш господин снова удостоил нас своим визитом? – проворчал он. – У меня люди как мухи мрут, но тебе-то нужно с милыми дамами по миру шататься и любоваться местными монастырями.

Симон открыл было рот, но отец не дал себя перебить.

– Не лги мне! В таком городе, как Шонгау, слухи быстро расходятся. Сначала эта беспутная дочка палача, потом еще заезжая девка из Ландсберга… Позоришь меня и имя Фронвизеров!

В это мгновение позади Симона показалась Магдалена.

– Симон, мне нужно сказать тебе… – прошептала она, но Бонифаций Фронвизер снова начал ругаться.

– А вот и она! Не успеешь заговорить о нечисти, так она уже перед тобой! Оставь в покое моего сына, ясно тебе? Сейчас же! Мы порядочные люди и не желаем иметь дела с отродьями палачей!

– Ты, прикуси свой поганый язык! – закричал вдруг Симон. – Мне надоела твоя ругань, коновал!

В то же мгновение собственные слова привели его в ужас. Он явно зашел слишком далеко! Бонифаций Фронвизер тоже вздрогнул, у него отвисла челюсть, и лицо утратило всякий цвет. В соседних домах, как заметил Симон, некоторые жители с любопытством открыли ставни и уставились на спорщиков. Тощий старик наконец выпрямился, молча застегнул сюртук и поплелся в сторону рыночной площади.

Симон знал, что отец направился в один из тамошних кабаков, чтобы пивом залить злобу на своего бестолкового сына. Лекарь покачал головой и прошел в дом. Никогда он не сможет угодить отцу! Ни в роли сына, ни тем более доктора. Но сейчас это не имело никакого значения. Помочь Кларе – вот его первостепенная задача.

– Быстрее, Магдалена! Показывай, что ты принесла! – Симон прошагал по комнате и придвинул к окну истертый широкий стол, на котором грудились всевозможные горшки и ступки. – Может, найдется что-нибудь полезное. Есть у тебя иезуитский порошок? Говори же, есть у тебя…

Магдалена молча вынула из-за пазухи кожаный мешочек и вывалила на стол его содержимое.

Симон уставился на скомканную бледно-зеленую массу, которую уже обвили тонкие серые нити. Влажный, безобразный сгусток, вот и все. От него шел запах гнили, смешанный с ароматом различных трав.

– Что… что это такое? – в ужасе спросил Симон.

– Травы, которые я раздобыла в Аугсбурге, – ответила Магдалена. – Спорынья, полынь, волчник… Я там еще каких-то растений похватала, даже не знаю каких. Но все покрылось плесенью! Видимо, слишком долго я их протаскала. Об этом я и собиралась тебе сказать, но ты и слушать не стал…

Симон молча взирал на плесневелую кучу на столе. Травы из Аугсбурга были его последней надеждой.

– Что ж… хорошо, Магдалена, – проговорил он наконец. – Мы хотя бы попытались.

Он собрался уже смахнуть влажную массу на пол, но замер с занесенной рукой. Нельзя разочаровывать Якоба Шреефогля! Симон, когда сказал о возможном лекарстве, увидел надежду в глазах советника. Если теперь он вернется к ним с пустыми руками, то Шреефоглей сломит горе еще прежде, чем их приемная дочь действительно умрет. Симон по опыту знал, насколько важно было больному и его семье верить в выздоровление. Вера иногда оказывалась лучшим из лекарств.