Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой

– Мой отец, – сказала Нэнси. – Альбинус Джонсон. Возможно, вы слышали это имя.

– Оно мне знакомо, хотя я не помню, в какой связи, – сказал Пуаро.

– Он умер два года назад. В последний раз я видела его, когда мне было девятнадцать. А сейчас мне сорок два.

– Пожалуйста, примите мои соболезнования.

– Это не я его нарисовала. Я даже не знаю, кто и когда. На картине нет ни даты, ни подписи, так что художник наверняка ничего из себя не представлял – любитель, – но… мой отец на ней улыбается, вот почему эта картина висит у меня на стене. Жаль, что он мало улыбался при жизни… – Нэнси умолкла и повернулась к Пуаро. – Видите? – спросила она. – Сент-Джон Уоллес не прав! Это дело искусства – заменять настоящие, но грустные истории, выдуманными, но счастливыми.

В дверь громко постучали, вошел констебль Стэнли Бир. По тому, как он смотрел только на детектива, избегая взгляда Нэнси Дьюкейн, Пуаро понял – он что-то нашел.

– Я кое-что обнаружил, сэр.

– Что же?

– Два ключа. Они были в кармане пальто, темно-синего, с меховыми манжетами. Горничная сказала, что оно принадлежит миссис Дьюкейн.

– Что за ключи? – спросила Нэнси. – Дайте посмотреть. Я вообще не храню ключи в карманах. Для них в доме есть специальный ящик.

Но Бир на нее даже не взглянул. Вместо этого он подошел к креслу Пуаро, остановился напротив, протянул руку и разжал кулак.

– Что у него там? – нетерпеливо спросила Нэнси.

– Два ключа с гравированными номерами и надписью «Отель «Блоксхэм», – торжественно сказал Пуаро. – Комната 121 и комната 317.

– Эти номера должны для меня что-то значить? – спросила Нэнси.

– Это номера двух из трех комнат, в которых были совершены убийства, мадам: 121 и 317. Свидетель, который видел, как вы выбегали из отеля «Блоксхэм» в вечер убийства, сказал, что вы уронили два ключа с номерами: сто с чем-то и триста с чем-то.

– О, какое необычайное совпадение! О, месье Пуаро! – Нэнси засмеялась. – Вы уверены, что вы и вправду умны? Разве вы не видите, что творится у вас под носом? Может быть, эти огромные усы заслоняют вам обзор? Кто-то решил во что бы то ни стало выставить меня убийцей. Это даже любопытно! Забавно будет узнать, кто именно – конечно, при условии, что меня саму не поволокут раньше на виселицу.

– Кто имел возможность положить эти ключи в карман вашего пальто между вечером четверга и сегодняшним днем? – спросил ее Пуаро.

– Откуда мне знать? Любой, мимо кого мне случилось проходить на улице, мог это сделать. Я часто ношу синее пальто. Знаете, в этом есть легкая иррациональность.

– Пожалуйста, объясните.

На несколько секунд Нэнси погрузилась в задумчивость. Затем, словно вынырнув на поверхность, сказала:

– Любой, кому Харриет, Ида и Ричард не нравились настолько, чтобы он рискнул их убить… почти наверняка должен испытывать симпатию ко мне. И все же именно меня пытаются выставить убийцей.

– Арестовать ее, сэр? – спросил у Пуаро Стэнли Бир. – Взять под стражу?

– Не смешите меня, – отозвалась Нэнси устало. – Я только сказала «меня пытаются выставить убийцей», а вы уже и поверили? Вы кто, полицейский или попугай? Если вам так надо кого-нибудь арестовать, арестуйте вашего свидетеля. Что, если он не только лгун, но и убийца? Об этом вы не подумали? Перейдите лучше через дорогу и послушайте, что вам скажут Сент-Джон и Луиза Уоллес. Другого способа положить конец этой глупости не существует.

Пуаро не без некоторого труда поднялся с кресла; оно было из тех, в которых человеку его роста и комплекции легко утонуть с головой.

– Именно так мы и поступим, – сказал он. Потом, обращаясь к Стэнли Биру, добавил: – Никого пока арестовывать не нужно, констебль. Не думаю, мадам, чтобы вы сохранили эти ключи в том случае, если бы действительно совершили убийства в комнатах 121 и 317 отеля «Блоксхэм». Разве вы не избавились бы от них?

– Конечно. Я избавилась бы от них при первой же возможности, верно?

– А теперь я иду к мистеру и миссис Уоллес.

– Вообще-то, – сказала Нэнси, – они лорд и леди Уоллес. Луизе все равно, а вот Сент-Джон не простит, если вы лишите его титула.

Совсем скоро Пуаро уже стоял рядом с Луизой Уоллес в ее гостиной, где та, словно завороженная, смотрела на свой портрет работы Нэнси Дьюкейн.

– Разве он не великолепен? – выдохнула она. – Нэнси льстит мне, но это нисколько не оскорбляет. С таким круглым и румяным лицом, как у меня, всегда есть опасность оказаться похожей на жену фермера, но на ее портрете это совсем не так. Конечно, вид у меня тут не изысканный, но вполне милый, как мне кажется. Сент-Джон даже сказал «роскошный» – выражение, которого он никогда не употреблял по отношению ко мне раньше, – но картина навела его на эту мысль. – Она засмеялась. – Разве не прекрасно, что в мире есть такие талантливые люди, как Нэнси?