Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой

– Значит, вы знаете этот отель?

– О да. Я часто пью там чай. Лаццари, их управляющий, такой милый. А еще у них пекут замечательные булочки – лучшие в Лондоне. Мне так жаль… – Она помолчала. – Извините, глупо говорить о каких-то булочках, когда убиты трое людей. Ужасно. Только я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.

– Так, значит, вы не читали об этом в газетах? – повторил Пуаро.

– Нет. – Нэнси Дьюкейн поджала губы. – Я не читаю газет и не держу их у себя в доме. В них полно всяких несчастий. А я не люблю несчастья.

– Значит, вы не знаете имен убитых?

– Нет. И знать не хочу. – Нэнси вздрогнула.

– К сожалению, мне придется сообщить их вам, хотите вы того или нет. Их звали Харриет Сиппель, Ида Грэнсбери и Ричард Негус.

– О, нет, нет. О, месье Пуаро! – Нэнси прижала ко рту ладонь.

Около минуты она не могла говорить, наконец сказала:

– Это не шутка, нет? Пожалуйста, скажите, что вы пошутили.

– Это не шутка. Простите меня, мадам. Я огорчил вас.

– Это их имена меня огорчили. Мне нет дела, живы они или умерли, я все равно не хочу думать о них. Понимаете, стремление избежать столкновения с неприятным свойственно всем, хотя это и не всегда удается, а я… я более чувствительна ко всему неприятному, чем многие.

– Вы много страдали в жизни?

– Я не желаю обсуждать свою частную жизнь. – Нэнси отвернулась.

Скажи ей Пуаро в тот момент, что его намерения в этом отношении прямо противоположны ее чувствам, вряд ли бы это помогло. Проникать в тайны частной жизни совершенно незнакомых ему людей, с которыми он к тому же никогда не встретится снова, было его страстью.

Но он воздержался и сказал следующее:

– Тогда давайте вернемся к полицейскому расследованию, которое привело меня сюда. Итак, имена трех жертв убийства вам знакомы?

Нэнси кивнула.

– Раньше я жила в деревне под названием Грейт-Холлинг, это в Калвер-Вэлли. Вы наверняка о ней не слышали. Никто не слышал. Харриет, Ида и Ричард были моими соседями. Но я уже много лет их не видела и ничего о них не знаю. С тринадцатого года, когда я переехала в Лондон. Неужели их вправду убили?

– Oui, мадам.

– В отеле «Блоксхэм»? Но что они там делали? Как оказались в Лондоне?

– Это как раз те вопросы, на которые у меня пока нет ответа, – сказал ей Пуаро.

– Но это же бессмысленно, убивать их. – Нэнси вскочила со стула и заходила от стены к двери и обратно. – Единственный человек, который мог бы это сделать, этого не делал!

– Кто этот человек?

– О, не обращайте на меня внимания. – Нэнси вернулась к стулу и снова села. – Простите. Ваша новость потрясла меня, как видите. Я ничем не могу вам помочь. И… не сочтите за грубость, но сейчас вам лучше уйти.

– Вы имели в виду себя, мадам, говоря о том единственном человеке, который мог совершить эти убийства? Но вы этого не делали?

– Нет… – Нэнси произнесла это медленно, но ее глаза метались по комнате. – А, теперь я поняла, о чем вы. До вас дошла какая-нибудь сплетня, вот вы и решили, что это я их убила. И поэтому вы хотите обыскать мой дом. Но я никого не убивала. Ищите сколько хотите, месье Пуаро. Скажите Табите, пусть она покажет вам все комнаты – их так много, что, если вас никто не будет сопровождать, вы пропустите одну из них.

– Благодарю вас, мадам.

– Вы не найдете ничего, что может бросить на меня тень, потому что ничего такого здесь нет. Однако лучше бы вам уйти. Сказать вам не могу, до какой степени вы меня расстроили.

Стэнли Бир встал, сказав:

– Я начну. Спасибо за содействие, миссис Дьюкейн. – Он вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Вы ведь умны, не так ли? – спросила Нэнси Дьюкейн у Пуаро таким тоном, словно это было очко не в его пользу. – Да, вы именно так умны, как говорят о вас люди. Я вижу это по вашим глазам.

– Многие считают, что у меня превосходный ум, oui.

– Как гордо вы об этом говорите. А по-моему, превосходный ум ничего не стоит, если при нем нет столь же превосходного сердца.

– Naturellement [40]. Как любители великого искусства, мы с вами обязаны верить в это. Искусство говорит душе и сердцу значительно больше, чем уму.

– Согласна, – ответила Нэнси тихо. – Знаете, месье Пуаро, ваши глаза… в них виден не просто ум. В них мудрость. Они заглядывают глубоко назад. О, вы, конечно, не можете знать, что я имею в виду, но это правда. Они прекрасно смотрелись бы на портрете, но я уже никогда не смогу нарисовать вас, не теперь, не после того, как вы принесли в мой дом эти ужасные имена.

– Я сожалею.