Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой

– Что за мысль! – возмутилась Луиза Уоллес.

– Гнусная ложь! – поддержал ее муж, Сент-Джон.

– Не ложь, pas du tout. Ошибочное суждение. Дженни, как мы видим, жива. Однако я не ошибся, предположив, что она до недавнего времени служила в доме Сент-Джона и Луизы Уоллес, где ее затем заменила мадемуазель Доркас. После нашего с ней разговора в «Плезантс» в четверг вечером Дженни просто обязана была оставить дом Уоллесов, и быстро. Ведь она знала, что я скоро приду туда за подтверждением алиби Нэнси Дьюкейн. Если бы я увидел ее там, в услужении у той самой женщины, которая это алиби обеспечивала, я немедленно стал бы ее подозревать. Кэтчпул, скажите мне – нет, скажите нам всем, – что именно я тут же заподозрил бы?

Я сделал глубокий вдох и, молясь, чтобы ничего не напутать, сказал:

– Вы заподозрили бы, что Нэнси Дьюкейн и Дженни Хоббс решили нас обмануть.

– Совершенно верно, mon ami.

Пуаро просиял, глядя на меня. Нашим слушателям он пояснил:

– Перед тем, как я попробовал кофе и связал его с «Плезантс», я смотрел на картину Сент-Джона Уоллеса, его подарок жене на годовщину свадьбы. На ней был изображен паслен сладко-горький. А еще там стояла дата – четвертое августа прошлого года, – и леди Уоллес это прокомментировала. Именно тогда Пуаро кое-что понял: на портрете Луизы Уоллес работы Нэнси Дьюкейн, которую он видел несколько минут назад, даты не было. Будучи ценителем искусства, я не пропускаю ни одной премьерной выставки в Лондоне. Я видел работы миссис Дьюкейн, и не один раз. На них всегда стоит дата в правом нижнем углу, а рядом с ней подпись: НАЕД.

– Вы внимательнее многих посетителей, – сказала Нэнси.

– Эркюль Пуаро внимателен к деталям – всегда. Полагаю, мадам, что и портрет Луизы Уоллес имел дату, пока вы не закрасили ее. Зачем? Затем, что она была не совсем свежей. Вам нужно было, чтобы я поверил: вы привезли портрет Уоллесам в вечер убийства, и это был совсем новый портрет. Я спросил себя, почему же вы не написали другую, фальшивую дату, и ответ показался мне очевидным: если ваш портрет переживет век и через сто лет историки искусства заинтересуются вашим творчеством – как оно, вероятно, и будет, – то вы не хотели, чтобы эти люди, искренне любящие ваши работы, были сбиты с толку. Нет, вы хотели обмануть только Эркюля Пуаро и полицию!

Нэнси Дьюкейн склонила голову набок и задумчиво сказала:

– Вы и впрямь необычайно умны, месье Пуаро. Вы ведь все поняли, правда?

– Oui, madame. Я понял, что вы нашли Дженни Хоббс место в доме вашей подруги Луизы Уоллес – чтобы помочь ей, когда она приехала в Лондон и нуждалась в работе. Я понял, что Дженни никогда не вступала ни в какой заговор с целью взвалить вину на вас – хотя она и позволила Ричарду Негусу думать иначе. Вообще-то, дамы и господа, Дженни Хоббс и Нэнси Дьюкейн были подругами и союзницами еще с тех времен, когда обе жили в Грейт-Холлинге. Две женщины, бескорыстно и безрассудно любившие Патрика Айва, выдумали план, который едва не оставил в дураках меня, Эркюля Пуаро!

– Ложь, все ложь! – рыдала Дженни.

Нэнси молчала.

Пуаро сказал:

– Позвольте мне на мгновение вернуться в дом Уоллесов. На портрете Луизы Уоллес работы Нэнси Дьюкейн есть умывальный набор: синий кувшин с тазом. Походив по комнате и оглядев портрет с разных сторон, я обнаружил, что эти два предмета оставались равномерно синими, простыми и неинтересными, откуда на них не посмотри. Все прочие краски на холсте переливались, играя оттенками, когда я ходил по комнате. Нэнси Дьюкейн – художница изощренная. Она настоящий гений цветопередачи – но, конечно, когда она не спешит и думает об искусстве, а не о том, как защитить себя и свою подругу Дженни Хоббс. Чтобы скрыть некую информацию, она торопливо закрашивает синим умывальный прибор, который раньше синим не был. Зачем это ей понадобилось?

– Затем, чтобы скрыть дату? – предположил я.

– Non. Прибор был в верхней части полотна, тогда как Нэнси Дьюкейн всегда пишет дату в правом нижнем углу, – ответил Пуаро. – Леди Уоллес, вы не ждали, что я попрошу вас провести меня по вашему дому буквально снизу доверху. Вы думали, что, как только мы побеседуем и вы покажете мне ваш портрет, написанный Нэнси Дьюкейн, я откланяюсь и уйду. Но мне захотелось увидеть тот синий набор с картины, нарисованный с куда меньшим тщанием, чем все остальное. И я его нашел! Леди Уоллес притворилась обескураженной его отсутствием, но это была лишь игра. В одной из верхних комнат стоял белый набор: белый таз и кувшин с гербом. Я подумал, что это может быть как раз тот, с картины, – только он не синий. Мадемуазель Доркас, леди Уоллес сказала мне, что вы, наверное, разбили или даже украли синий набор.