Агата Кристи - Загадка Эндхауза

– Да, мадемуазель. Вот…

Он протянул руку. На его ладони лежала пуля. Девушка взяла ее, недоуменно нахмурившись.

– Известно вам, что это такое?

– Да, конечно. Это пуля.

– Именно так. Мадемуазель, сегодня утром возле вашего уха пролетела вовсе не оса… а эта пуля.

– Вы хотите сказать… что какой-то оголтелый идиот стрелял в парке возле отеля?

– Похоже на то.

– Черт возьми! – чистосердечно изумилась Ник. – Выходит, я и вправду заколдована. Значит, номер четыре.

– Да, – согласился Пуаро. – Это четвертый. И я прошу вас рассказать об остальных трех… случайностях.

Девушка удивленно взглянула на него.

– Я хочу полностью убедиться, что это были… случайности.

– Господи! Ну конечно! А что же еще?

– Соберитесь с духом, мадемуазель. Вас ждет большое потрясение. Вы не подумали, что кто-то покушается на вашу жизнь?

Вместо ответа Ник покатилась со смеху. Предположение Пуаро, кажется, здорово ее позабавило.

– Волшебная идея! Ну, милый вы мой, кто ж это станет на меня покушаться? Я ведь не очаровательная юная наследница, после которой останутся миллионы. Я бы не прочь, чтоб кто-нибудь и в самом деле попытался меня убить, – это, должно быть, захватывающее ощущение, только, боюсь, напрасная надежда!

– Вы мне расскажете о тех случайностях, мадемуазель?

– Конечно, да только это все пустяки. Так, чепуха какая-то. У меня над кроватью висит тяжелая картина. Ночью она свалилась. Совершенно случайно я услыхала, что где-то в доме хлопает дверь, пошла посмотреть, где, и запереть ее… и таким образом спаслась. Она бы мне, наверно, угодила в голову. Вот вам и номер первый.

Пуаро не улыбнулся.

– Дальше, мадемуазель. Перейдем ко второму.

– О, этот и вовсе ерундовый! Здесь, в скалах, есть крутая тропка. Я хожу по ней к морю купаться. Там есть такая скала, с которой можно нырять. Так вот, когда я шла по этой тропке, откуда-то сверху сорвался валун и прогрохотал на волосок от меня. А третье – это уже совсем из другой оперы. У автомобиля что-то стряслось с тормозами – не знаю точно что, мне говорили в гараже, да я не поняла. Во всяком случае, если бы я выехала из ворот и спустилась с холма, тормоза бы не сработали, и я наверняка врезалась бы в ратушу и превратилась в лепешку. В конечном счете у города оказалась бы щербатая ратуша, а от меня осталось бы мокрое место. Но так как я всегда что-нибудь забываю, мне пришлось повернуть назад и врезаться всего-навсего в живую изгородь.

– А можете вы мне сказать, что именно было неисправно?

– Спросите в гараже Мотта. Там знают. По-моему, была отвинчена какая-то пустяковина. Я уже думала, не напроказил ли там чего мальчик Эллен. У моей горничной, у той, что отворяла вам дверь, есть маленький сынишка. Мальчишки ведь любят возиться с машинами. Эллен, конечно, клянется, что он и близко не подходил. А мне все кажется, что бы там Мотт ни говорил: в машине просто что-то разболталось.

– Где вы держите машину, мадемуазель?

– В сарае за домом.

– Вы его запираете?

Ник удивленно раскрыла глаза.

– Ох! Ну конечно нет!

– И каждый может незаметно подойти к машине и вытворять все, что угодно?

– Вообще-то да… пожалуй. Да только это глупо.

– Нет, это не глупо, мадемуазель. Вы все еще не понимаете. Вам грозит опасность, серьезная опасность. Это говорю вам я. Я! Вы знаете, кто я такой?

– Кто-о? – замирая, прошептала Ник.

– Я Эркюль Пуаро.

– О! – отозвалась та каким-то разочарованным тоном. – Ну еще бы…

– Вам известно это имя, а?

– Конечно.

Девушка съежилась. В ее глазах появилось загнанное выражение. Пуаро сверлил ее пронзительным взглядом.

– Вы чем-то смущены. Я делаю из этого вывод, что вы не читали посвященных мне книг.

– Да нет… собственно говоря, не все. Но фамилию я, конечно, слышала.

– Вы вежливая маленькая лгунья, мадемуазель. – (Я вздрогнул, вспомнив слова, которые слышал нынче днем в отеле.) – Я забыл, вы ведь еще ребенок – откуда вам знать? Как мимолетна слава! Вот мой друг – он вам расскажет.

Ник посмотрела на меня. Я откашлялся, немного смущенный.

– Мсье Пуаро… м-м… был знаменитым сыщиком, – объяснил я.

– Ах, мой друг! – воскликнул Пуаро. – И это все, что вы можете сказать? Ну, каково? Скажите, что я единственный, непревзойденный, величайший сыщик всех времен!

– В этом нет необходимости, – заметил я сухо. – Вы уже сами все сказали.

– Так-то оно так, но мне пришлось поступиться своей скромностью. Человек не должен сам себе петь дифирамбы.