Филлис Джеймс - Убийство в теологическом колледже

– И в ту же ночь умерла, – напомнил Дэлглиш.

– От сердечного приступа. Если травма, нанесенная тем, что она узнала, и усилие, которое она приложила, чтобы встретиться со мной лицом к лицу, оказались фатальными, то мне очень жаль. Я не могу нести ответственность за все смерти, которые происходят в Святом Ансельме. Этак вы дальше обвините меня в том, что я столкнул с лестницы Агату Беттертон.

– А вы столкнули? – спросила Кейт.

На этот раз он благоразумно скрыл свою неприязнь.

– Я считал, что вы расследуете убийство архидьякона Крэмптона, а не пытаетесь выставить меня серийным убийцей. Может, нам сосредоточиться на одной смерти, которая точно является убийством?

И тут настал черед Дэлглиша:

– Нам потребуются образцы волос всех, кто был в колледже той субботней ночью. Я так понимаю, вы не станете возражать?

– Не стану, если через подобную унизительную процедуру пройдут все подозреваемые. Вряд ли здесь понадобится общий наркоз.

Продолжать допрос особого смысла не было. Они закончили все стандартным образом, и Кейт выключила магнитофон.

– Если вам нужны волосы, то лучше приходите сейчас, – сказал Грегори. – Я собираюсь поработать и не хочу, чтобы меня прерывали.

И зашагал в темноту.

– Образцы нужно взять сегодня вечером, – приказал Дэлглиш. – Потом я уеду в Лондон. Хочу быть в лаборатории, когда станут исследовать плащ. Мы получим результаты за пару дней, если нашему делу дадут зеленый свет. Вы двое останетесь здесь с Роббинсом. Я договорюсь с отцом Себастьяном, переедете в этот коттедж. Полагаю, если не хватит свободных кроватей, он сможет предоставить спальные мешки или матрасы. За Грегори нужно следить двадцать четыре часа в сутки.

– А если на плаще ничего не найдут? – спросила Кейт. – Все остальные улики – косвенные. Нет данных экспертизы, нет и дела.

Она сформулировала очевидные вещи, и Дэлглиш с Пирсом ничего не ответили.

Когда была жива сестра, отец Джон редко появлялся за столом, разве что на ужине – его отец Себастьян, очевидно, расценивал как службу, которая сплачивает живущих в Святом Ансельме. Там должны были присутствовать все. Но во вторник днем, что оказалось несколько неожиданно, отец Джон пришел на чаепитие. Со времени последней смерти отец Себастьян не собирал всех вместе, а новости сообщал каждому лично с минимумом шумихи. Студенты уже выразили соболезнование отцу Джону и теперь пытались проявить симпатию, наполняли его кружку и тащили для него с трапезного стола все подряд: бутерброды, лепешки, кекс. Священник сел возле двери – такой кроткий, униженный, маленький человечек, решительно любезный и изредка улыбающийся. После чая Эмма предложила пересмотреть гардероб мисс Беттертон, и они вместе поднялись к нему в квартиру.

Она думала, каким образом собрать в кучу всю одежду, и попросила у миссис Пилбим пару прочных пластиковых пакетов: один для вещей, которые могут пригодиться в Оксфаме или в другом благотворительном магазине, а другой – для вещей, предназначенных на выброс. Но оба пакета выглядели настолько пугающе непригодными ни для чего, кроме мусора, что она решила предварительно рассортировать вещи, а разложить их по мешкам и убрать, когда отца Джона не будет дома.

Девушка оставила священника сидеть в сумраке слабого синего пламени газового камина и прошла в спальню мисс Беттертон. Центральный потолочный светильник с древним пыльным абажуром давал мало света, зато в настольной лампе рядом с односпальной медной кроватью лампочка была мощнее, и, направив свет в комнату, она смогла приступить к работе. Справа от кровати стоял стул с высокой спинкой и пузатый комод. Помимо этого, из мебели был только громадный шкаф красного дерева, украшенный резными завитками, который располагался между двумя маленькими окнами.

Эмма отворила дверь и вдохнула заплесневелый запах, который перебивал специфический аромат твида, лаванды и шариков от моли. Ее задача – рассортировать вещи и избавиться от ненужных – оказалась менее трудноразрешимой, чем боялась девушка.

Мисс Беттертон вела уединенную жизнь и обходилась минимумом одежды. Похоже, она не покупала себе ничего нового за последние десять лет. Эмма вытащила из шкафа тяжеленную ондатровую шубу с проплешинами, два твидовых костюма с гигантскими подплечниками и приталенными жакетами, которые выглядели словно их последний раз надевали в сороковые годы. Потом пришел черед разношерстной компании кардиганов и длинных твидовых юбок, вечерних платьев из бархата и атласа отличного качества, но такого доисторического кроя, что современная женщина смогла бы надеть их только на карнавал. В комоде лежали рубашки и нижнее белье, дамские панталоны, постиранные, но с пятнами в промежности, нижние рубашки с длинными рукавами и плотные чулки, скатанные в мячики. Очень немногое можно было бы сдать в благотворительный магазин. На девушку внезапно накатило отвращение вперемешку с жалостью: ведь инспектор Таррант со своими коллегами, должно быть, внимательно изучил эти жалкие остатки. Что они хотели найти – письмо, дневник, признание? Это в средние века прихожане, которым воскресенье за воскресеньем демонстрировали ужасающие образы Страшного суда, молились, чтобы их не настигла мгновенная смерть – они боялись предстать перед Создателем без исповеди. А в наши дни человек на смертном одре, скорее всего, пожалел бы, что не успел разобрать рабочий стол, не выполнил задуманное и не сжег разоблачительные письма.