Оливер Пётч - Крепость королей. Проклятие

– Уверен, нам еще выпадет случай поговорить о Барбароссе. – он улыбнулся: – О Барбароссе или хоть о сокровищах норманнов. Кажется, вы питаете слабость к старинным историям… А кто, как не бард, может поведать вам о былых временах? – Он приглашающим жестом указал ей в сторону крепости. – Может, уже слышали балладу о битве сэра Гавейна против Зеленого Рыцаря?

Агнес рассмеялась и в сопровождении Мельхиора пошла сквозь березовую рощицу.

– А вы знаете, как удержать внимание женщины, – усмехнулась она. – По крайней мере, той, что влюблена в истории, как я… Ну, не томите же, рассказывайте!

Они вместе двинулись по дороге в крепость, и увлекательный рассказ хоть на время отвлек Агнес от мрачных раздумий.

Следующее утро над Рамбургом выдалось дождливым. Догорающие конюшни и сараи наконец потухли. От самой же крепости остались только выжженные развалины, лишь окна пустыми глазницами пожирали горизонт.

Даже в первые летние дни было непривычно прохладно. Ветер рвал палатки, словно лично пытался добудиться до их обитателей. Отец Тристан попросил натянуть над ранеными навес для дополнительной защиты, так что Матис лежал в относительной сухости. Он почти не спал этой ночью. Правая нога нестерпимо болела – в том месте, куда угодил арбалетный болт. Кроме того, в области плеч и по лицу его посекло осколками. Накануне отец Тристан как раз удалил их с помощью пинцета. На правой щеке у Матиса останется ужасный шрам, хотя то, что он вообще остался в живых, было чудом. Обычно при разрыве пушек от орудийщиков оставались лишь кровавые ошметки.

Снаружи постепенно светало, крики ландскнехтов и лошадиное ржание все громче разносились по лагерю. Матис тяжело поднялся, минуя других раненых, добрался до навеса и откинул его в сторону.

Снаружи бушевала непогода. Многочисленные ландскнехты, которым не нашлось места в палатках, сидели под защитой телег и повозок, надвинув шляпы на лица, и сыпали проклятиями. Все взоры были устремлены на круг, образованный из воткнутых в землю пик, неподалеку от главного кострища. Круг насчитывал около двадцати шагов в поперечнике, земля внутри размякла и стала скользкой. Кто-то насадил на одну из пик голову убитого стражника, и теперь она в застывшем оскале таращилась на Матиса.

Повернув голову, юный оружейник увидел стоящего перед большим шатром Филиппа фон Эрфенштайна. Наместник был облачен в полный доспех и шлем с поднятым забралом. Руки покоились на двуручном мече, воткнутом в грязь. Рыцарь устремил задумчивый взгляд в свинцовое небо. За тучами впервые за это время проглянул бледный диск солнца. Дождь между тем перешел в непрестанную морось.

– Как при Гингате, – проворчал Эрфенштайн. – В тот день тоже стояла такая сырость, что лошади и повозки вязли в грязи. Знатно же мы тогда порубились…

В это мгновение солнце выглянуло из-за туч и осветило лицо наместника. Матис с изумлением отметил, что оно лучилось радостью и умиротворением.

«Ему предстоит смертельный поединок, и он доволен!.. – подумал он. – Нет, не понять мне этого рыцаря».

Затем к обнесенному пиками кругу, позвякивая, приблизился Ганс фон Вертинген в сопровождении четверых конвоиров. Ландскнехты сняли с него цепи и вернули шлем с помятым нагрудником. В руке он держал громадный меч, который запомнился Матису еще с первой их встречи в лесу. Разбойник едва ли не с благоговением огляделся по сторонам и с явным удовлетворением отметил большое количество зрителей, которые начали собираться вокруг импровизированного ристалища.

– Достойная погода для такой встречи, не находишь? – с улыбкой обратился Вертинген к своему противнику.

Филипп фон Эрфенштайн молча шагнул в сторону круга. Доспехи его негромко побрякивали при каждом шаге. Латы были хорошо смазаны и так начищены, что сверкали на солнце. Трудно было поверить, что накануне он пил до поздней ночи и спал от силы пару часов. Среди убитых похмельем ландскнехтов в их пестрых нарядах, косматых, вооруженных ржавыми пиками и аркебузами, Эрфенштайн словно явился из другого мира. Солдаты взирали на него отчасти с восхищением, отчасти – насмешливо. Многие из них были не старше Матиса и про турниры и рыцарей в полном облачении знали разве что по рассказам отцов или дедов. До сих пор ни один из них не видел рыцарский поединок вживую.

Оказавшись наконец возле круга, Эрфенштайн сдержанно поклонился перед Вертингеном, и тот повторил жест. Казалось, они общались на беззвучном языке, понятном только им двоим. В воздухе повисла напряженная тишина.