Тесс Герритсен - Химера

– Нет, – ответила она. – Я – против.

Григгс посмотрел на нее с удивлением:

– Уотсон!

– Я думаю не о себе, – продолжила Эмма. – Я думаю о пациенте. Николай не может говорить, поэтому вместо него скажу я. Необходимо отправить его в больницу, Григгс.

– Ты же слышала, что сказал Хьюстон.

– Я слышала, что у них там бардак. Приказ об эвакуации сначала отдали, а потом отменили. Сначала они говорят, что это вирус Марбурга. Затем – что это вовсе не вирус, а какой-то новый организм, состряпанный биотеррористами. Я не пойму, что происходит там внизу. Единственное, что я знаю, так это то, что мой пациент… – Она вдруг понизила голос. – Умирает, – тихо добавила она. – Моя первоочередная задача – сохранить ему жизнь.

– А моя задача – быть командиром станции, – сказал Григгс. – И я вынужден верить распоряжениям Хьюстона. Они бы не стали подвергать нас опасности, если бы ситуация не была настолько серьезной.

Эмма не могла не согласиться. Центр управления полетами был укомплектован людьми, которых она знала и которым доверяла. «И Джек там», – вспомнила она. Ему она доверяла больше остальных.

– Похоже, нам что-то прислали с Земли, – сообщила Диана, глядя на монитор компьютера. – Это для Уотсон.

Эмма скользнула через модуль, чтобы прочитать сообщение, высветившееся на экране. Письмо из отдела бионаук НАСА.

Доктор Уотсон,

полагаем, Вы поняли, с чем Вам пришлось столкнуться, с чем пришлось столкнуться всем нам. Это анализ ДНК организма, которым заразился Кеничи Хираи.

Эмма кликнула по вложению.

Ей потребовалось всего лишь мгновение, чтобы оценить нуклеотидную последовательность, которая появилась на экране. И еще несколько минут, чтобы поверить в то, что она увидела.

В одной хромосоме содержались гены трех разных видов. Леопардовой лягушки, мыши и человека.

– Что это за организм? – поинтересовалась Диана.

– Новая форма жизни, – тихо ответила Эмма.

Чудовище Франкенштейна. Злая гримаса природы. Эмма вдруг сосредоточилась на слове «мышь» и подумала: «Мыши. Они заболели первыми». Полторы недели они умирали не переставая. В последний раз, проверяя клетку, она увидела, что в живых оставалась только одна мышь, самка.

Она выплыла из жилого модуля и направилась дальше, в ту часть станции, где был дефицит питания.

В американском лабораторном отсеке царил мрак. Эмма в полутьме проплыла к контейнерам с животными. Может, мыши были первоначальными носителями организма, сосудами, в которых Химера попала на борт МКС? А может, и они – случайные жертвы, заразившиеся на борту?

Жива ли еще последняя мышь?

Эмма открыла один из контейнеров и внимательно посмотрела на последнюю обитательницу клетки.

Ее сердце екнуло. Мышь погибла.

Эмма считала эту мышь с порванным ухом настоящим бойцом, терпеливым и настойчивым, который просто из вредности переживет соседей по клетке. Теперь, глядя на безжизненное тело, которое плавало в дальнем конце клетки, Эмма ощутила неожиданный приступ горя. Брюхо мыши раздулось. Труп надо было немедленно вытащить и уничтожить вместе с другим мусором.

Она присоединила клетку к защитной камере с перчатками и потянулась за зверьком. Когда пальцы Эммы дотронулись до мыши, зверек внезапно ожил. Эмма вскрикнула от неожиданности и отпустила мышь.

Зверек, перекувырнувшись в воздухе, взглянул на нее, раздраженно дергая усиками.

Эмма рассмеялась.

– Так, значит, ты все-таки не умерла, – пробормотала она.

– Уотсон!

Она обернулась к переговорному устройству, откуда ее только что позвали.

– Я в лаборатории.

– Быстрее сюда! В российский рабочий модуль. У Николая приступ!

Она вылетела из лаборатории, во мраке наталкиваясь на стены, и помчалась к российскому модулю. Первое, что она увидела, ворвавшись в модуль, – это лица остальных членов экипажа; ужас читался в глазах, даже несмотря на защитные очки. Они отплыли в стороны, и Эмма увидела Николая.

Левая рука космонавта судорожно дергалась, да с такой силой, что сотрясалась вся медицинская кушетка.

Дрожь перемещалась по левой стороне тела, и теперь затряслась левая нога Николая. Соскальзывая с кушетки, задергались бедра. Приступ продолжал свой безжалостный поход по телу. Подрагивания становились интенсивнее, ремни, сдерживавшие запястья, истерли кожу до крови. Эмма услышала отвратительный треск – это ломались кости его левого предплечья. Затем ремень с правого запястья отлетел, и рука Николая забилась, ударяясь тыльной стороной о край стола, разбивая кости и раздавливая ткани.