Тесс Герритсен - Химера

Он подсел к Карлосу.

– Это она? – спросил он, указывая на экран.

– Это из организма, которым заразился Кеничи Хираи. Мы взяли ее из останков, которые… соскребли со стен «Дискавери».

«Останки» – подходящее название тому, во что превратилось тело Хираи. Слипшиеся клочки тканей, которыми были заляпаны стены шаттла.

– Бо́льшая часть ДНК осталась нераспознанной. Мы не знаем, что это за код. Но мы можем идентифицировать последовательность на экране. Это ген кофермента F420.

– И что это?

– Фермент, характерный для домена археона.

Роман выпрямился, ощутив легкий приступ тошноты.

– Значит, все подтвердилось, – пробормотал он.

– Да. У этого организма определенно есть ДНК археона. – Карлос помолчал. – Но боюсь, все гораздо хуже.

– Что значит «гораздо хуже»? Разве может быть хуже?

Карлос нажал несколько клавиш, и на экране появилась другая нуклеотидная последовательность.

– Мы обнаружили еще один кластер генов. Сначала я подумал, что произошла ошибка, но потом получил подтверждение. Этот кластер соответствует Rana pipiens, леопардовой лягушке.

– Что?

– Именно так. Одному Богу известно, как туда попал ген лягушки. А сейчас станет по-настоящему страшно. – Карлос перешел к очередному сегменту генома. – Еще одна опознаваемая группа, – пояснил он.

По спине Романа пробежал холодок.

– И что это за гены?

– Эта часть ДНК характерна для Mus musculis. Мышь обыкновенная.

Роман пристально уставился на него:

– Это невозможно.

– У меня есть подтверждение. Эта форма жизни каким-то образом включила в свой геном ДНК млекопитающих, что добавило ей новые ферментативные способности. Она способна меняться. Эволюционировать.

«Во что?» – подумал Роман.

– Это еще не все. – Карлос снова нажал несколько клавиш, и на мониторе появилась новая последовательность нуклеотидов. – Данный кластер также не принадлежит археону.

– Что это? Снова ДНК мыши?

– Нет. Эта часть – из генома человека.

Романа прошиб холодный пот. Волосы зашевелились у него на голове. Он потянулся к телефону.

– Соедините меня с Белым домом, – попросил он. – Мне нужно поговорить с Джаредом Профиттом.

Ему ответили после второго гудка:

– Говорит Профитт.

– Мы проанализировали ДНК, – сказал Роман.

– И что?

– Ситуация хуже, чем мы ожидали.

Его руки дрожали от усталости, и Николай остановился передохнуть. После нескольких месяцев в космосе его тело ослабло и отвыкло от физического труда. В условиях микрогравитации не приходится поднимать тяжести и почти нет необходимости напрягать мышцы. Последние пять часов они с Лютером работали не останавливаясь и уже успели починить антенны диапазона S, разобрать и снова собрать шарнирный привод. И вот Николай изнемог. Усилие, которое он прилагал, сгибая руки в объемном скафандре, заметно затрудняло даже самые простые действия.

Работа в этом скафандре сама по себе была испытанием. Чтобы спасти человеческое тело от воздействия температуры, колеблющейся в диапазоне от – 150 до +120 градусов, и обеспечить давление, защищающее астронавта от космического вакуума, скафандр сделан многослойным: в нем есть слой алюминированного майлара, оболочки из нейлонового рипстопа [39]и огнеупорной ткани ортофабрик, гермооболочка, а под всем этим – еще костюм водяного охлаждения. Плюс ко всему приходится тащить на себе ранец жизнеобеспечения, в котором содержатся вода, кислород и радиооборудование; он также оснащен реактивной установкой для перемещения в открытом космосе. По сути, такой скафандр – громоздкий и трудноуправляемый персональный космический корабль, сковывающий движения до такой степени, что простая операция вроде затягивания болта требует от астронавта огромных усилий и предельной концентрации внимания.

Работа утомила Николая. Руки сводило судорогой в неуклюжих перчатках, и с него градом тек пот.

А еще ему хотелось есть.

Он глотнул воды из вмонтированной внутри скафандра трубки и тяжело вздохнул. Вода была странной, с рыбным привкусом, но Николай не придал этому значения. В условиях микрогравитации все приобретает странный вкус. Он глотнул еще немного воды и почувствовал, что облил подбородок. Он не мог добраться до внутренностей шлема и вытереть воду, а потому, решив не обращать на это внимания, посмотрел вниз, на Землю. Увидев родную планету вот так, во всем ее великолепии, он вдруг почувствовал головокружение и легкий приступ тошноты. Николай закрыл глаза, ожидая, что дурнота пройдет. Его просто немного укачало; такое часто случается, когда Земля неожиданно попадает в поле зрения. Когда желудок успокоился, Николай вдруг заметил новое ощущение: пролитая вода теперь текла вверх по щеке. Он поморщился, стараясь стряхнуть каплю, но та продолжала скользить по коже.