– Ты говоришь, что можно арестовать человека просто за форму его головы?
– Думаю, наука не зашла так далеко. Всё-таки пока ещё требуется доказать, что он совершил преступление.
– Но если у кого-то преступная форма головы, может, разумнее арестовать его заранее, чтоб он не успел ничего натворить?
– Наверняка судьи и адвокаты будут протестовать против такого подхода, – вздохнул Арти. – Но хотел бы я иметь возможность исследовать череп Бенджамина Уоррена. Уверен, что у него на голове есть шишки преступности.
Арти вел Свина за собой по коридору мимо научных графиков и схем, оформленных в рамки. Со стен на них смотрели фотографии седобородых и лысых почтенных джентльменов, позирующих на разных медицинских конференциях.
– А чего там было на двери про то, что твой доктор – специалист по кальвинизму? – вспомнил Свин.
– Не кальвинизму, болван, а гальванизму. Название пошло от фамилии итальянского учёного Гальвани. Он доказал, что можно заставить мёртвую лягушку дёргать лапами, пропуская сквозь неё электричество.
Свин с отвращением наморщил нос.
– Бога ради, Арти, зачем заниматься такой ерундой? Пропускать электричество через дохлую лягушку?
– Теория состоит в том, – терпеливо объяснил Арти, – что электричество может заставить функционировать нервы мёртвой лягушки. А значит, оно способно восстанавливать здоровье и силы больных людей.
– Ты слышал? – вскинулся Свин. – Что это за шум?
Жужжание и потрескивание исходило из-за дверей в дальнем конце коридора.
– Это лаборатория доктора Хартхилла, – пояснил Арти, направляясь именно туда, и уверенно постучал.
Однако ответа снова не было. Мальчик помедлил и отворил дверь – на этот раз не так уверенно, зато осторожно.
В ноздри ему ударил сильный запах озона. Перед глазами полыхнули вспышки света, похожие на молнии.
Между этими вспышками ребята кое-как огляделись, различив множество полок и столов. Повсюду было расставлено научное оборудование. Здесь были большие бутылки с разными кислотами, подписанные химическими формулами вроде H 2SO 4 [3] Серная кислота.
. Круглые сосуды из меди, железа и цинка, составленные стопками и погружённые в сосуды с ярко окрашенными жидкостями. Металлические сферы потрескивали, от них сыпались искры, а ещё всю комнату заполняли провода разной длины и толщины, жужжавшие от воздействия тока.
Посреди всей этой неразберихи в тяжёлом деревянном кресле сидел доктор Уильям Хартхилл – худой и жилистый, с копной серебристых волос. Он был без пиджака, в одной рубашке. На талии у него был застёгнут толстый кожаный пояс, перевитый металлическими нитями. Провода соединяли пояс со множеством батареек на соседнем столе.
Доктор был настолько поглощён наблюдением за собственным пульсом и сразу несколькими круглыми шкалами приборов, что не сразу заметил посетителей. Двое ребят стояли посреди электрического хаоса в изумлённом молчании, пока наконец хозяин кабинета не осознал, что в комнате кто-то есть.
– А, это вы, мистер Дойл! – воскликнул он, и худое лицо осветила приветливая улыбка. – Как удачно, что вы решили зайти именно сегодня!
Он щёлкнул переключателем на подлокотнике кресла, потом расстегнул пояс и сбросил его. Наконец доктор встал и потянулся, потом сделал несколько глубоких вдохов, как человек, наслаждающийся свежим морским воздухом.
– Доктор Хартхилл, – заметил Арти, – там у вас в прихожей был какой-то взрыв.
– Как, опять? – Доктор с досадой покачал головой. – Я пытался осветить коридор с помощью электричества, но нити накала постоянно перегреваются и взрываются в своих контейнерах. Неудовлетворительный результат.
– Надеюсь, мы вам не помешали, – вежливо заметил Арти. – Это мой друг Эдвард Гамильтон, мы с ним хотели задать вам несколько вопросов насчёт гальванизма.
– Если мы не вовремя, мы просто пойдём, – вставил Свин, бросая полный надежды взгляд на дверь.
– Вовсе нет, вовсе нет. – Доктор снял с крючка на стене старый твидовый пиджак и надел его. – Вы двое стали первыми свидетелями того, как работает новый Гальванический Пояс Хартхилла, – гордо объяснил он. – Невероятно эффективное новшество!
– А что он делает? – с сомнением спросил Свин. – Даёт одному человеку силу десятерых? Помогает прожить сто лет?
– Нет, мой пояс не для подобных глупостей, – засмеялся доктор Хартхилл. – Это настоящий прорыв научной мысли, который принесёт немало пользы человечеству. Мой пояс – первейшее и наивернейшее средство от несварения желудка. – Он с хлопком сложил руки у груди и окинул аудиторию сияющим взглядом триумфатора.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу