Лев Линьков: Малыш с Большой Протоки

— Что ж ты думаешь: в Москве об одном тебе забота? Там и без тебя дел хватает, — успокаивал Степан Федотович не столько сына, сколько самого себя.

В конце ноября — кругом уж было белым-бело — бригада Степана Федотовича собралась на лесозаготовки в то самое урочище, где с год назад, угодив в подснежный ручей, Ермолай отморозил злосчастный палец.

Выезд назначили с рассветом, а накануне, под вечер, к избе Серовых нежданно-негаданно подкатил крытый пикап.

— Собирайся, Ермолай Степанович! — входя в горницу, улыбнулся знакомый пограничник сержант Ивлев. — Москва уважила твою просьбу!

— Да как же это вы так сразу, не предупредивши? — разволновалась мать. — Я и не приготовила ничего Ермоше.

— Успеете приготовить, Марфа Васильевна, — успокоил сержант. — Сейчас мы в город за продовольствием, а за Ермолаем поутру заскочим. Звонили, звонили по телефону в ваш сельсовет, да ничего не получилось — видно, обрыв на линии. Пурга.

— Какие ещё такие особые приготовления! — нахмурился Степан Федотович. — Не за тысячу вёрст ехать, без подорожников Ермолай обойдётся.

А Ермолай даже растерялся от неожиданности, не знал, что и сказать. Не на день ведь и не на два уедешь из дому…

Ермолай и раньше знал: пограничная служба не забава. Но он и предположить не мог, что на заставе с него будут столько спрашивать и требовать. А спрашивали и требовали и начальник заставы капитан Яковлев, и старшина Петеков, и командир отделения сержант Ивлев.

И день и ночь расписаны по часам и минутам, и во всём заведён свой особый порядок. Спать ложишься — клади обмундирование на табуретку не как-нибудь: гимнастёрку вниз, брюки сверху, сапоги поставь справа, чтоб было сподручнее побыстрее одеваться. Проснёшься — не поваляешься в постели, а раз-два, оделся, обулся, умылся и — хоть метель, хоть мороз — марш на физзарядку. Заправился на скорую руку завтраком, и пошли всевозможные занятия: стрелковое дело, сапёрное дело, радиодело, кавалерийская подготовка, физическая подготовка, политическая учёба.

Есть, конечно, у пограничника и свободное, так называемое личное время. Не так уж, чтобы чересчур много времени, а есть. Тут делай что хочешь: желаешь — читай, хочешь — письма пиши, хочешь — сражайся в шахматы…

Трудновато оказалось привыкать и к такому режиму, и к занятиям. Взять ту же физическую подготовку. С малых лет, как и все его друзья, Ермолай любил коньки с лыжами. Футбольный мяч он готов был гонять хоть десять таймов подряд. Словом, Ермолай считал, что уж что-что, а физподготов-ка ему не страшна. А что получилось вскоре на первых же занятиях по преодолению полосы препятствий?

На занятия вышли в полной боевой выкладке: с автоматом за плечами, с малой сапёрной лопатой у ремня.

Старт брали из рва — в рост человека. Сами же недавно и отрыли этот ров в промёрзшей, окаменевшей земле.

Вьюжило, мела противная, пронизывающая позёмка. Но капитан Яковлев приказал проводить занятия. Пограничники ко всему всегда должны быть готовы — врагам, нарушителям границы такая непогодь как раз на руку: и видимость плохая, и следы заметёт в два счёта.

Сигналом к началу занятий был свисток старшины Петекова. Упёршись носком сапога в выемку в стене, Ермолай вымахнул из рва первым. Первым из двадцати присутствовавших на занятиях солдат пробежал по снежной целине несколько десятков метров. Тут путь преградил широкий ров. Съехать-то в него Ермолай съехал мигом, а выкарабкаться смог только шестым — трижды скатывался по обледенелому откосу обратно на дно.

Чем дальше, тем дело оборачивалось всё хуже и хуже. В кузов грузовика Ермолай взобрался седьмым; спрыгнул с кузова — девятым; прополз под проволочными заграждениями пятнадцатым — и дыхание сперло, и руки и ноги стали словно ватные.

А когда нужно было ещё метнуть учебную гранату в окно фанерного макета дома да забраться сквозь это окно в воображаемую комнату, Ермолай и вовсе скис — хоть язык на плечо! Он стоял весь мокрый от пота, дыша, как паровоз, не в силах вытереть выступившую на щеке кровь — и не заметил, как оцарапался то ли о колючую проволоку, то ли о грубо обтёсанную доску.

— Плохи наши дела, товарищ Серов, — сказал старшина Петеков. — Слабовата у нас физическая закалочка! — И усмехнулся: — Это не шахматами баловаться!

А над чем тут смеяться? Разве Серов виноват, что никогда раньше не преодолевал полосу препятствий? И при чём здесь шахматы?