Андрей Трушкин - Все явное становиться тайным

За окном тем временем мелькали нежно-изумрудные косогоры, расцвеченные золотыми головками одуванчиков и мать-и-мачехи; участки земли, каждый из которых был обнесен полутораметровым забором, сляпанным из всякой всячины — от самолетных крыльев до березовых прутьев; угрюмые, будто обиженные на жизнь, брошенные хозяевами собаки, трехэтажные особняки "новых русских", которые, вероятно, не выдержав местной жизни, стали уже "новыми американскими" или "новыми венесуэльскими"; какие-то диковатые пейзажи с дымящими трубами, покореженными цистернами, сваленными вдоль ржавых рельсов — ответвлений местной железной дороги; замусоренные овраги, над которыми гордо, словно аристократы, возвышались стройные сосны и чистенькие по причине заболоченной вокруг местности березовые рощи.

Поезд неспешно ехал себе вперед, притормаживая и кланяясь каждой станции, неспешно набирал ход. Видимо, тяжелая облачность давила не только на людей, но и на такие неодушевленные предметы, как электровоз. Движение вперед прерывали еще и какие-то придурки, которые то и дело срывали стоп-кран, и машинист усталым w простуженным голосом в сотый раз повторял, что сейчас по вагонам пройдут сотрудники ОМОНа, разберутся как следует и накажут кого попало.

Когда мы прибыли на нужную станцию, я с удивлением отметила, что до нее мы действительно ехали двадцать минут. Олег добирался сюда уже не первый раз, и все эти внеплановые остановки в виде сорванных стоп-кранов уже давным-давно учтены и им, и другими пассажирами этого неспокойного вида транспорта.

По железной лесенке мы спустились на старую скособоченную асфальтовую дорожку и направились в сторону простирающихся от горизонта до горизонта дачных участков.

— "Садовое товарищество "Маяк", — прочитала я на ржавой табличке с махрами отстающей масляной краски.

Мы обогнули перекинутую поперек дороги и символизирующую собой шлагбаум трубу, и Олег повел нас вдоль коробочек дачек, дач и дачищ к своим владениям. Несмотря на то, что сейчас было далеко не раннее утро и не поздний вечер, кругом не было видно ни души.

— Сейчас здесь народу не много, — будто прочитав мои мысли, стал пояснять Олег, — дачный сезон не начался. Вон мой дом! — кивнул он в сторону небольшой двухэтажной дачи, крашенной желтой краской, с белыми наличниками и серой, поросшей местами зеленоватым мхом, крышей.

— Подождите, — вдруг уцепилась за Олега и за Мамочку Ирка, — а вдруг там Игорек не один!

— В каком смысле? — уставились мы на Ирку.

— Ну ведь кто-то же должен его сторожить. Или они держат его связанным, — упавшим голосом пролепетала Ирка.

— Да, подстраховаться было бы неплохо, — сказал Мамочка. — Вот что, Наташа, ты стой здесь. Если услышишь там крики, драку и пальбу, тогда быстро шуруй обратно на станцию, там у кассира должен быть телефон, и вызывай сюда милицию. Поняла?

Я прекрасно видела, что Янатахе не терпится пойти с нами, но, с другой стороны, она понимала, что то, что говорил Мамочка, сделать необходимо.

— И вообще, девчонки, — глянул на нас с Иркой Мамочка вполне серьезными глазами, — держитесь у нас за спиной.

У калитки Мамочка подобрал с земли черенок от лопаты и вслед за Олегом двинулся к даче. На первый взгляд она была абсолютно необитаема. Так мне показалось вначале, но когда я наткнулась на удивленный взгляд Щеглова, то, проследив — куда он смотрит, заметила, что над трубой на крыше воздух заметно подрагивает. Это означало только одно — в доме включено отопление, а значит, там кто-то есть.

Олег легким пружинящим шагом зашел на крыльцо и, стараясь действовать как можно тише, стал открывать замок. С той стороны двери послышался шум, кто-то, не таясь, скрипнул половицами и прогундосил:

— Ты что ли, Запор? Подожди, ща открою.

Олег, ничего не отвечая, замер у двери, аккуратно вынул из замочной скважины ключ, и человек с той стороны стал отворять дверь своим ключом, вероятно, спешно изготовленным дубликатом. Мамочка покрепче ухватился за свое оружие, я сжала кулаки. Ирка побледнела, и я почувствовала, что она сейчас готова броситься вперед разъяренной тигрицей, как только дверь приоткроется хотя бы на сантиметр. Наконец замок был открыт, и на улицу выглянула малопривлекательная прыщавая физиономия подростка лет четырнадцати.

— Вот он, тот гад, который мне про Игорька сказал! — закричала Ирка и вцепилась парню прямо в его немытую, свисавшую вниз сосульками шевелюру.

Обалдевший от нашего вида парень в первую секунду не сопротивлялся, поэтому Ирка дернула его как следует, и он, не в силах ей сопротивляться, лег лицом вниз прямо на крыльцо.