Николай Мизийски - Желтая маска

Я ожидал, что Калинка тоже меня упрекнет, но она все время что-то искала в буфете и не слышала моих слов. А может быть, просто делала вид, что не слышала. Потом она сказала разочарованно:

— Коробка пуста. Я съела все конфеты. И вам не осталось.

— Ничего, — сказал я.

— Жалко, — сказал Крум.

Калинка решительно откинула свои русые косы:

— Я схожу в магазин, он близко, за углом. Подождите меня.

— Не ходи, — еще более решительно остановил ее мой друг.

Я онемел бы от удивления, если бы все сразу не выяснилось.

— Поскольку ты недавно болела, я схожу в магазин сам. Сколько стотинок ассигновано на эту благородную цель?

После непродолжительного спора они договорились, что пойдут вместе: Калинка будет за конфеты платить, а Крум будет конфеты нести.

Я остался в комнате один.

— А вообще, здесь жить можно, — сказал я себе негромко и вытянул ноги под столом до стула, стоящего напротив. — Не то, что на нашей улице. Там оглохнешь от одних автомобилей.

Со стороны окна долетели три равномерных звука: стук, стук, стук!

Я обернулся. Никого. Наверное, это ветер продолжал качать ветви айвы, ударяя ими о стекло.

«Стук, стук, стук!»

Снова три раза и снова равномерно. Ого! Даже самые умные из всех ветров не могут этого сделать.

Я подошел к окну и осторожно открыл его:

— Эй!

Кроме веток, листьев и плодов ничего не было. Я успокоился и сорвал одну айву. Она была еще зеленой. Так же, как и две, последовавшие за ней. Стало ясно, почему Калинка не угостила нас этими фруктами.

«Если бы Крум знал, — подумал я, — он не смотрел бы на них так алчно!»

Только я собрался закрыть окно, как увидел на подоконнике черную кожаную перчатку. Тут же появилась вторая.

— О! — вздрогнул я и отскочил к буфету.

Перчатки зашевелились: верный признак того, что в них находились руки.

— Какая приятная встреча! — медленно сказал картавый голос.

В следующее мгновение обладатель голоса и рук выпрямился в оконной раме. На нем была красная жокейская кепочка с пуговкой на макушке, широченный спортивный пиджак в лиловую и голубую клетку, пестрый шарф, надетый на голую шею вместо рубашки, и некогда черные брюки, давно вылинявшие от солнца и дождя. Прекрасное сочетание!

Но не только это производило сильное впечатление. Вся верхняя часть его лица скрывалась под бледно-желтой маской, которая могла бы испугать и самого храброго человека. Глазные прорези были узки и несколько вытянуты в стороны — как будто передо мной стоял китаец без бровей. Вдобавок ко всему эта таинственная личность обладала удивительным проворством: вскочила ко мне в комнату без малейшего звука!

— Сядь на стул, — приказала личность.

Я сел.

— Положи руки на стол!

Я положил.

Незнакомец предпринял все необходимое для своей безопасности.

— Меня зовут Джерри Блейк. Можешь звать меня просто Джерри. А если пошевелишься, пожалеешь.

— Не пошевельнусь, — пообещал я.

— Как тебя зовут? Говори быстро!

— Александр Александров Александров-младший, улица Балкан, дом 36.

Человек в маске поджал губы:

— Ты живешь не здесь?

— Нет. Здесь я в гостях.

— Еще ничего не украл?

Хотя желтая маска мне внушала некоторое беспокойство, я старался выглядеть как можно спокойнее. Чтобы ввести незнакомца в заблуждение, я с достоинством отпарировал:

— На мелочи не размениваюсь. Предпочитаю государственные банки.

Джерри Блейк сочувственно похлопал меня по плечу:

— Что ж, дорогой коллега, по правде признаться, поначалу я тоже присматривался к банкам. Но, увы, все деньги и ценности там хранятся в громоздких стальных сейфах, неудобных для открывания. Сплошные секретные замки со звонками, сиренами и прочими источниками лишнего шума. И в довершение ко всему — просто ужас как много милиции!

Его картавое «р» меня раздражало. Видимо, Джерри Блейк: начал заниматься воровством в слишком раннем возрасте и у него не было времени ходить в детский сад для исправления дефектов речи. Ему я об этом сказал как можно корректнее. Но вор не удостоил мои слова вниманием. Острым взглядом он окинул скромную комнатку. На его лице, насколько позволяла видеть маска, отразились гнев и разочарование.

— Ни золота, ни серебра! — прохрипел Джерри Блейк. — Только в буфете валяются один лев и двадцать стотинок плюс записка о том, что они предназначены для покупки хлеба и макарон. Не густо… А я, мой дорогой юный друг, работаю крупно, с художественным размахом! Как в лучших домах Филадельфии, Нью-Йорка, Чикаго… Чтобы потом не сомневаться, за что сидишь…