Дик Фрэнсис - НЕРВ

Джеймс не дал мне открыть рот и сам быстро спросил Эдди:

– Когда вы последний раз разговаривали с Робом? Эдди обиженно удивился и начал заикаться:

– Н-н-на той н-н-неделе.

– А после пятницы? – Это был день, когда сам Джеймс последний раз видел меня.

– Нет, сэр.

– Очень хорошо. Вы помните большого гнедого, который плохо прошел в среду на прошлой неделе?

– Да, сэр. – Эдди мрачно посмотрел на меня.

– Давал ли кто-нибудь гнедому сахар перед скачкой? – Заинтересованность в голосе Джеймса была замаскирована строгостью.

– Да, сэр, – горячо воскликнул Эдди. Знакомая улыбка от приятного воспоминания появилась на его грязном лице, и я облегченно вздохнул.

– Кто?

– Морис Кемп-Лоур, сэр. Он похвалил меня, что я с любовью смотрю за лошадьми. Он наклонился через перила смотрового круга и заговорил со мной, когда я проходил мимо. Вот я и остановился, он был такой симпатичный. Он дал гнедому немножко сахару, сэр, но я не думал, что это имеет значение, потому что мистер Гуго всегда сам посылает ему сахар.

– Спасибо, Эдди, – сказал Джеймс довольно вяло. – Конечно, сахар не имеет значения… бегите теперь.

Эдди ушел. Джеймс тупо смотрел на меня. Часы громко тикали.

Тогда я заговорил:

– Я провел последние два дня, разговаривая с конюхами из других конюшен, с лошадьми которых я работал после того, как упал. Каждый из них сказал, что Морис Кемп-Лоур дал лошади немного сахару, прежде чем я сел на нее. Ингерсолл ездил со мной. Он тоже их всех слушал. Вы можете спросить его, если не верите мне.

– Морис никогда не подходит близко к лошадям на скачках, – запротестовал Джеймс, – и вообще нигде не подходит к ним.

– Именно это помогло мне понять, что произошло, – продолжал я. – Я разговаривал с Кемп-Лоуром у ворот в Данстейбле сразу же после Шантитауна и двух других лошадей, безнадежных для меня. И он заметно хрипел. У него разыгралась астма. Это показывало, что он недавно близко подходил к лошадям. Тогда я не обратил внимания, но теперь это факт в мое досье.

– Но Морис… – недоверчиво протянул Джеймс. – Совершенно невозможно.

– Совершенно возможно, – сказал я с большей холодностью, чем имел право: за те двенадцать ужасных часов мои подозрения стали уверенностью. – Разве естественно то, что свалилось на меня после небольшого сотрясения мозга?

– Не знаю, что и думать, – недовольно сказал Джеймс. Мы оба молчали. Я хотел, чтобы он оказал мне одну-две услуги, но, помня о его закоренелой несклонности помогать кому-либо, не надеялся на положительный ответ. Как бы то ни было, если я не попрошу, то и не получу никакого ответа.

Я начал медленно, убедительно, как если бы мысль только что пришла ко мне:

– Дайте мне поработать с одной из ваших лошадей, ваших собственных, если владельцы не хотят… и вы сами увидите, как Кемп-Лоур попытается дать ей сахар. Возможно, вы сами сумеете быть все время рядом с лошадью? И если он подойдет с кусками сахара, вы, к примеру, нечаянно заденете его руку, и сахар упадет, прежде чем лошадь съест его. Или, допустим, вы возьмете сахар и сунете в карман, а лошади дадите другой сахар, который будет у вас в руке? И тогда мы посмотрим, как лошадь пройдет.

– Какая-то фантастика. Я не могу делать такие фокусы.

– Все очень просто, – спокойно сказал я. – Вы всего лишь толкнете его руку.

– Нет, – ответил он, но без упорства. «Нет», полное надежды для меня. Я не стал давить на него, зная по опыту: если чересчур настойчиво требовать, чтоб он сделал, чего не хочет, он упрется и его не сдвинуть с места.

Я предоставил ему самому решить, как поступать, и спросил:

– Вы в хороших отношениях с человеком, который проверяет лошадей на допинг?

– После каждых соревнований два-три животных Проходили проверку главным образом для того, чтобы напугать тренеров с сомнительной репутацией, которые использовали допинг, чтобы подбодрить лошадей или, напротив, обессилить их. Перед каждыми скачками распорядители решали, каких лошадей надо проверить, например, победителя второго заезда или фаворита четвертого (особенно если он потерпел поражение). Никто, и даже сами распорядители, никогда точно заранее не знал, у какой лошади будет взята слюна на проверку, и действенность всей системы основывалась именно на такой неопределенности.

Джеймс понял мою мысль.

– Вы имеете в виду, чтобы я спросил, не проходила ли обычную проверку какая-нибудь из лошадей, на которых вы работали после падения?

– Да, – подтвердил я. – Могли бы вы спросить?