Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, апрель

Дорога назад, в сыскное отделение, показалось гораздо короче, нежели к господину Степанову. Мысли, хоть и буравили голову, но не приводили ни к одному решению. Только вот, одни гимназисты, да и то не совсем понятно. Если никто не отсутствовал в гимназии, то где дальше искать.

Доклад Ивана Ивановича Путилин воспринял, казалось, безразлично, словно не стоило чиновнику по поручениям тратить утро на пустые разговоры. Так и продолжали с десяток минут сидеть в молчании, Иван Дмитриевич в своём кресле, надворный советник по другую сторону стола на стуле, порываясь подняться, но украдкой брошенный взгляд на сосредоточенное лицо сыскного начальника не позволял пошевелиться. Вдруг перебьёт скрипом и тяжёлыми по паркетному полу шагами какую—то мысль.

– Н—да. – произнёс Путилин и вновь умолк минут на пять, – н—да, – повторил он, – насколько я понимаю, вы хотели бы проверить гимназию в Кронштадте?

– Хотелось бы.

– Смею вас уверить, любезный Иван Иванович, – начальник сыска потрепал бакенбард рукой, – именно, – покачал головой, словно снова погрузился в размышления, – так вот, смею вас уверить, что в гимназии никто из старших классов и класса, где учился Мякотин, не отсутствовал ни третьего, ни четвёртого, ни пятого апреля.

– Тогда…

– Нет, – перебил Соловьёва Иван Дмитриевич, – мысль совершенно верна, но давайте вместе подумаем. Если никто из гимназистов не отсутствовал в день преступления, – Путилин опустил руку с растопыренными пальцами на лежащую на столе бумагу, – а его нам указывает доктор, проводивший вскрытие. Это именно четвёртое апреля, тогда смею предположить, что Мякотин мог быть в Стрельне с друзьями, с которыми знаком по дому дяди Николая Реброва. Так?

– Да, – Соловьёв провёл рукой по шее, – я это упустил. Разрешите мне…

– Нет, – нахмурил глаза Путилин, сдвинув брови к переносице, – Иван Иванович, сейчас там Василий Михайлович, и я думаю, мы сможем через него получить исчерпывающие сведения.

– Я позабыл про ребровскую квартиру, – досадливо признался сыскной агент, – а ведь там проживал молодой человек в полном одиночестве.

– Не совсем так, – Иван Дмитриевич пожал плечами, – служанка, дворник, соседи, наконец. Нет, нет, не бестелесной же тенью был наш убиенный. В этой стороне тоже могут быть некоторые ниточки, торчащие из клубка, поэтому надо их вовремя вытащить.

Широкая лестница, покрытая красной с синими полосками по бокам, привела Василия Михайловича на третий этаж, где одна единственная дверь с потёртой латунной ручкой предстала перед глазами. Штабс—капитан повернул рычажок звонка и где—то в глубине квартиры едва слышно прозвенел колокольчик, потом повернул ещё раз. Прислушался, но никаких шагов за дверью не услышал, только неожиданно щёлкнул громко замок, и на пороге возникла, словно из воздуха, женщина лет тридцати в домашнем ситцевом платье и распущенными темными волосами.

– Доброе утро, – улыбнулась женщина и на щеках появились привлекательные ямочки, – что вам угодно? Господин Ребров в отъезде, – протараторила она заученную фразу.

– Я, собственно говоря, Катя, к тебе.

Тонкие брови на миг дёрнулись вверх, но затем заняли насиженные места и в глазах мелькнул огонёк.

– Да, да, именно к тебе, позволите войти, – губы Орлова расплылись в ответной дружелюбной улыбке, – на лестнице больно уж неудобно разговаривать, – и, заговорнически, добавил совсем тихим голосом, – можем помешать соседям.

Женщина без особой боязни ступила в сторону, освобождая проем двери.

– Прошу, – видимо Катя привыкла к нежданным гостям хозяина.

Большая гостиная, куда женщина привела штабс—капитана, двумя окнами выходила на Сергиевскую улицу, плотные шторы были отодвинуты в сторону, и комнату заливало лучами весеннего солнца. Два дивана, четыре кресла, обитых цветастым шёлком, маленькие столики, на которых стояли коробки с сигарами, вазы, в которых по приезде хозяина, видимо, стояли свежие цветы и камин, над которым на полке возвышались часы.

– Я вас слушаю, – женщина остановилась на пороге гостиной, теребя в руках платок.

– У меня к тебе. Катя, несколько вопросов.

– Позвольте узнать, с кем я разговариваю. Вы приятель Николая Алексеевича?

– Увы, не имею чести быть лично с ним знакомым.

– Но простите…

– Катя, – перебил женщину Орлов, – я – агент сыскной полиции Орлов Василий Михайлович и мой визит, надеюсь, к самому господину Реброву отношения не имеет.