Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, февраль

Перейдя через Каменный мост, незнакомец из трактира пошёл по Гороховой в сторону Адмиралтейства.

«Поближе бы», – подумал Иван Иванович. Здесь, действительно, до сыскного отделения оставалось не так далеко. Незнакомец шёл в том направлении, словно вознамерился сам туда прийти.

Сознание приходило медленно. Вначале темнота отступила, но в глазах оставалась мутная пелена, словно в них бросили щепоть едкого дешёвого табака. Волков застонал, но голос предательски ни выдал ни звука. Ивану Андреевичу только чудилось, что он громко что—то говорит, а на самом деле из горла вырывались едва слышимые всхлипы. Не хватало сил, чтобы пошевелить рукой, только пальцами он пытался скрести снег.

Спустя некоторое время Волков сумел приподняться и облокотиться спиной о шершавую стену. В глазах прояснилось, но боль в затылке не давала возможности подняться на ноги. Иван Андреевич сгрёб рукою горсть снега и поднёс сперва к губам, а потом протёр лицо, почувствовав холодное прикосновение, принёсшее едва ощутимое облегчение.

Опираясь спиною о стену, ящеркой скользя по шершавому камню, Волков начал подниматься на ноги,. которые хоть и оставались послушными, но так и норовили подкоситься, вновь опустить хозяина на снег. Иван Андреевич руками начал шарить по стене, только спустя некоторое время понял, что шапка валяется где—то на снегу. Хотел нагнуться и найти её, но не удержался и рухнул, словно подкошенный, на колени. Провёл рукою по лицу, размазывая что—то холодное и липкое.

«Кровь, – пронеслась запоздалая мысль, – все—таки не состорожничал».

Наконец, снова поднялся, оторвался от стены и на негнущихся непослушных ногах пошёл к Вознесенскому. Остановился у фонаря, опершись на крашенный железный столб.

– Эй, – раздался властный голос, – что остановился. Иди своей дорогой.

Волков повернул голову в сторону приближавшегося человека, глаза предательски показывали только тёмное пятно, хотел махнуть рукой, но, едва её оторвал от фонарного столба, чуть снова не упал.

– Кто ж тебя так? – в голосе появились сочувственными нотки.

Только теперь, когда подошедший оказался в двух шагах, Иван Андреевич увидел полицейскую шинель.

– Я, – хотел произнести Волков, но закашлялся и только потом прохрипел, – я – агент сыскного. Мне нужен извозчик.

– К доктору вам надо, – городовой сменил начальствующий тон, ведь все агенты сыскного, почитай, имеют офицерский чин.

– В сыскное, – и отдышавшись, Волков добавил, – никого… не …видел… не пробегал… ли… кто….

– Никак нет, час—то поздний, – полицейский, поддерживая под руку Ивана Андреевича, повёл к проспекту, где на пересечении с Садовой стояла железная печка, которые по приказу градоначальника топили целую ночь на перекрёстках крупных улиц и проспектов, чтобы никто не мог замёрзнуть зимними ночами. Там же грелись и извозчики, хотя до Большой Морской и было недалеко, но Волков идти пешком не решился. Не хватало сил.

Соловьёв ускорил шаг, догнал второго, взял под руку. Тот от неожиданности остановился, посмотрел на Ивана Ивановича слегка удивлённым взглядом.

– Нам по пути, – Соловьёв произнёс негромко, но с твёрдостью в голосе, не требующей возражения.

– Может быть.

– Здесь уже недалеко.

И второй, как послушное телятя, не сопротивляясь пошёл рядом с сыскным агентом, приноравливая шаг к соловьёвскому.

Перед самыми дверями в отделение полицейский, несший службе, поприветствовал подошедших:

– Доброй ночи, Ваше Благородие!

– Доброй, доброй, – ответил Соловьёв, открывая дверь перед приведённым, и только тогда второй с досадой произнёс:

– Вона как! Допрыгался Васька, – имея в виду то ли себя, то ли собутыльника из «Заведения».

Дежурный чиновник по сыскному только вскинул брови, махнул головою в знак приветствия, но ничего не сказал. Не принято, было в отделении, говорить лишнее в коридорах не от недоверия, а от того, что кто—то из приведенных может услышать не предназначенное для посторонних ушей.

В камеру, – устало произнёс Соловьёв, отирая рукой лицо, словно пытался снять напряжение сегодняшнего долгого дня.

Через час распахнулась дверь и человек в чёрном тулупе, поддерживая под руку Волкова, боязливо шагнул в сыскное.

– Барин, – обратился он к дежурному чиновнику, – мне поручено сопроводить.

– Иван Андреич, – кинулся к вошедшим Жуков, который так и не прилёг, а после приезда Соловьёва, так и вообще глаза загорелись и сон, как рукой сняло. Увидев разбитое и бледное лицо, спросил у сопровождавшего Волкова человека, – что стряслось?