Анонимный автор - Молчание Апостола

– Монах, сэр. Зовут Хорхе. И акцент, как у латиносов. Старый монах. Меня по имени назвал. Скажите на милость, откуда ему известно, как меня зовут? – И он фыркнул, пожав плечами.

– Он один? – спросил Артур.

– Да, сэр. Я впустил его в прихожую. На улице невыносимая сырь.

Артур легко сбежал по широким ступеням и остановился в паре шагов от невысокой фигуры в темном плаще.

– Вы хотели меня видеть, брат Хорхе? – мягко спросил монаха МакГрегор.

– Истинно так, брат мой Артур.

МакГрегору стало слегка неуютно.

– Вы слишком много знаете для скромного монаха, – резко произнес он. – Кто вы и что вас сюда привело?

Монах откинул капюшон, и Артур увидел его лицо – лицо человека весьма и весьма преклонных лет, с чеканными чертами потомка конкистадоров, лицо человека, скорее привыкшего повелевать, чем подчиняться. Держал он себя, однако, с прежней скромностью.

На первой от входа площадке лестницы всю эту сцену наблюдал Джеймс Робертсон – на всякий случай. Очень уж странным показался ему этот монах. И не только ему. Джеймс видел, что и сэр Артур колеблется, стоя напротив гостя.

Артур и впрямь колебался: он почти узнал вечернего визитера, но не хотел верить в то, что говорили ему собственные глаза.

В следующее мгновение пришла очередь Джеймса не поверить собственным глазам: его хозяин опустился на колени перед монахом и протянул руки, пытаясь схватить ими правую ладонь гостя.

Артур действительно хотел поймать правую ладонь гостя, но он не видел перстня, которому полагалось быть на безымянном пальце. Стоя на коленях, он поднял голову и слабым голосом произнес:

– Ваше Святейшество…

При этих словах Джеймс, стоявший на площадке, рухнул на колени как подрубленный, а папа римский слабыми руками поднял МакГрегора и, вместо того, чтобы протянуть ему руку для поцелуя, обнял Артура, постоял так несколько секунд и, подняв голову, произнес:

– Сегодня у вас в гостях, баронет, смиренный монах Хорхе. Папа Франциск, как это известно всему миру, пребывает сейчас в Ватикане.

И он вдруг подмигнул Артуру, отчего тот окончательно растерялся.

– Ну же, сэр Артур, у вас найдется укромный уголок, чтобы нам можно было поговорить?

– Конечно же, Ваше Святейшество! Прошу вас, прошу! – И хозяин особняка повел «монаха» вверх по широкой мраморной лестнице. Однако мимо мистера Робертсона им не удалось пройти, не остановившись. Когда папа и Артур поравнялись с ним, Джеймс, не поднимаясь с колен и опустив голову, простонал басом:

– Благословите, Ваше Святейшество!

И Франциску ничего не оставалось, как наложить руки на голову грешного и честного шотландца и произнести слова благословения.

Они расположились в библиотеке. Артур закрыл двери, наказав Джеймсу держать всех любопытных как можно дальше, хотя и Эли, и Салли крутились здесь же, пытаясь хоть в щелочку увидеть лидера полутора миллиардов католиков, сидящего в столь знакомой дамам обстановке особняка на Ланселот Плейс. Однако обе они видели, что Артур совсем не расположен шутить. Да и визит столь значительной особы располагал к серьезности.

Франциск не отказался ни от чашечки кофе, ни от глотка коньяка, что тут же было сервировано бесшумно возникавшим и бесшумно исчезавшим мистером Робертсоном. Помешивая ложечкой густой и ароматный кофе, папа обвел глазами библиотеку, и даже издал возглас удивления, смешанного с восторгом, когда взгляд его остановился на фотографии монумента святого Франциска Ассизского.

– Сэр Артур, а вы знали, что имя Франциск я принял в честь святого Франциска?

– Конечно, Ваше Святейшество. Этот святой в нашей семье пользуется особым уважением.

Папа покивал, потом, положив ложечку на блюдце, заявил:

– Сэр Артур, что вы скажете, если мы не будем ходить вокруг да около? Мне скоро восемьдесят, и у меня нет времени на подобные бальные танцы.

– Конечно, Ваше Святейшество. Я весь внимание.

– Мне известно, что документы, называемые «Крифиос», находятся у вас. – Папа поднял руку, потому что Артур уже открыл рот, собираясь ответить. – Я не приехал за ними, поверьте. Более того, все, кто пытался добыть их немыслимо грязными и преступными методами уже наказаны. Но не сами документы важны для меня, поверьте. Мне нужно знать, как всё было на самом деле. В этом смысле мне побоку даже большая политика, хотя, будучи папой римским, я не могу не думать о ней. Я был бы бесконечно счастлив и бесконечно благодарен, узнай я правду. И уж, конечно, никакой волны я не стал бы поднимать. Пилить сук, на котором сидишь – не в моих правилах. Как и пилить сучья, на которых сидят другие – вы понимаете о чем я, не так ли?