Патриция Вентворт - На краю пропасти

— Там жили мои родители. Они очень любили друг друга.

Снова повисла пауза.

Очень странно для Рейфа не находить слов.

Он слегка повернулся и сказал просто:

— Ты знаешь, что мне дали работу?

— Да. Тебе интересно?

— Очень. Я мог бы жить в Мэноре, но… Не думаю, что буду.

— О!

Рейф начал накручивать на запястье шнурок от занавесок.

— Не думаю, что ты еще когда-нибудь захочешь увидеть это место.

— Почему?

— Мне кажется, тебе должно быть отвратительно видеть кого-нибудь или что-нибудь, напоминающее о Тэнфилде.

— Почему?

Лайл увидела, как его брови поднялись, странно изогнувшись. Загадочная улыбка тронула его губы и исчезла.

— Есть множество причин, моя дорогая.

На мгновение к нему вернулся прежний легкий тон. Потом голос его задрожал и сорвался. Он размотал шнурок и отбросил его обратно на окно. Шарик из слоновой кости стукнул о стекло.

— О Лайл, я так тебя люблю!

Это настолько поразило ее, что она даже лишилась способности думать. В ней заговорило что-то более примитивное, чем разум. Поэтому Лайл смогла лишь произнести:

— Правда?

— Разве ты не знала?

Она покачала головой.

— Ты сказал, что ненавидишь меня.

Рейф засмеялся странным, отрывистым смехом.

— Мне нужно было заставить тебя уехать. Ты была в опасности. Неужели ты и вправду могла подумать, что я тебя ненавижу?

Лайл прижала руку к щеке тем прежним жестом, что всегда трогал его сердце. Жест этот значил: «Я беззащитна, я не знаю, что делать».

Рейф придвинул стул к ее стулу и сел на подлокотник.

— Давай поговорим об этом. Я этого хочу. Я хотел с тех самых пор, но не могу подобрать нужных слов…

Она смотрела на него снизу вверх, румянец то вспыхивал на ее щеках, то исчезал.

— Почему?

— Потому что я исчерпал их. Я встречался со множеством девушек, но все это была лишь игра — очень приятная, пока роман длится, а когда кончается — никакой душевной боли. Любовь прошла, и никто не в обиде. Но все это теперь мне не нужно. Все это ничего не значило, это была лишь игра. Теперь… Последние двенадцать месяцев были адом.

Рука Лайл упала на колени. Она сидела молча.

— Естественно, тебе должен быть отвратителен вид любого человека, связанного с Тэнфилдом. Я только что сказал тебе об этом, а ты спросила: «Почему?» Начиная с июля я говорил это себе и отвечал себе же: «А почему бы и нет?» И дальше этого я никогда не заходил. Но сейчас я дошел до той точки, когда мне необходимо узнать, могу ли я на что-то надеяться? И прежде чем ты что-нибудь скажешь, я прошу тебя выслушать меня и сказать мне правду — настоящую правду. И не нужно приукрашивать ее, от этого не будет никакой пользы.

Лайл закусила губы. Что-то внутри ее дрожало, заставляя дрожать и губы. Она пыталась сдержать эту дрожь.

Рейф подался вперед и положил руку на подлокотник ее кресла.

— Что ты чувствуешь, когда я рядом?

Лайл молчала.

— Ты же должна это знать. Не нужно бояться задеть мои чувства. Мы с тобой много раз вместе ездили или гуляли. Как ты тогда себя чувствовала?

— В безопасности, — ответила она, и лицо ее изменилось, потемнело от нахлынувшего румянца.

— Это правда? — спросил Рейф, и она серьезно кивнула в ответ.

— Да, правда. Я никогда не обманываю. Я всегда чувствовала себя спокойно, когда рядом был ты. Даже в том колодце я почувствовала себя в безопасности, когда ты пришел.

Он резко отстранился.

— Какой-то суперполицейский! Кстати, я очень подружился с Марчем. Он отличный парень.

Что же такого она сказала? Что заставило его отшатнуться именно в тот момент, когда отчуждение между ними начало таять? Может быть, ее слова о колодце? Лайл не могла понять. Она только знала, что не вынесет, если он покинет ее, снова став вежливым незнакомцем, — Рейф, который всегда так легко и весело болтал с ней. Она с беспокойством посмотрела на него.

— Ты не хочешь об этом говорить? Я думаю, мы должны, хотя бы в этот раз. Потому что, если мы не поговорим, это всегда будет стоять между нами.

На его лице снова появилась странная кривая улыбка, тут же сменившаяся серьезным выражением.

— Тогда продолжай. О чем ты хочешь поговорить?

— О Дейле.

Румянец вновь окрасил ее щеки и погас, как свеча на ветру. Словно холодный, хмурый ветер из прошлого пронесся между ними.

— Хорошо, — проговорил Рейф.

Лайл не отводила глаз от его лица.

— Он хоть когда-нибудь любил меня? Это имеет значение, ты же понимаешь. Я хочу знать правду. Иногда мне кажется, что любил — вначале. А потом разозлился — из-за денег и из-за Тэнфилда. Я не должна была показывать ему, что ненавижу Тэнфилд. Это одна из причин, заставивших его захотеть убить меня. Он сам мне сказал там, у колодца. Я снова и снова размышляю об этом, поэтому-то я и хочу узнать истину. Ты думаешь, он любил меня хоть когда-нибудь?