Патриция Вентворт - На краю пропасти

— А долго ждать?

— Думаю, минут двадцать, может, полчаса. Когда вода перебирается через гребень, то поднимается очень быстро. А мы сейчас ненамного выше этой точки, поэтому идти за помощью очень рискованно. Здесь только один человек умеет плавать — Эванс, да и от него не много пользы. А к тому времени, когда я его позову и добуду веревку… Нет, это не подходит. Ничего, я тебя вытащу. Ты держишься за ремень?

— Да.

— Ты не поранилась?

— Нет.

— Лайл, почему ты с ним пошла? Это же безумие!

— Я не знала.

— Почему ты не уехала? Я ведь пытался заставить тебя уехать!

— А почему ты это делал? Я подумала, что ты меня ненавидишь. Ты хотел этого, потому что знал про Дейла?

— Я точно ничего не знал. Я безумно боялся за тебя.

Странно было разговаривать вот так, под темным, едва различимым небом, не видя лиц друг друга. Странно и легко.

Лайл подумала об этом, а еще о том, что с Рейфом всегда было легко разговаривать.

— Он убил Лидию. Ты об этом знал?

Рейф повторил:

— Не знал, но боялся этого.

— А Сисси! Бедная Сисси!

— Лайл, я ничего не знал. Знать я не мог. Мог только подозревать. Каждый раз можно было найти несколько разных объяснений случившегося. Лидия могла поскользнуться — она совершенно не переносила высоты, у нее кружилась голова. Пелл мог испортить твою машину, и он же мог убить Сисси. Такие вещи случаются. Но когда я нашел ее там…

— Ты ее нашел?

— Я подумал, это ты.

— Но Рейф, ты ее там нашел?

— Да, нашел и подумал, что это ты. Я взял ее за плечи, чтобы перевернуть. Вот как мои отпечатки попали на этот чертов жакет. Лайл, мне показалось, что это ты. — Голос его задрожал и сорвался.

— Ты видел, как она упала?

— Нет, я просто наткнулся на нее. И крика я тоже не слышал — там кричали чайки, и я был далеко. Я просто пытался заставить тебя уехать, а ты спросила меня, ненавижу ли я тебя. Помнишь? Я тогда бродил и зашел довольно далеко. Я не замечал, где я, куда я попал. Вдруг я пришел в себя, услышав какой-то глухой звук. И оказалось, что я стою у Тэйн-Хэда, под утесом, а у моих ног — то, что я с ужасом принял за твое мертвое тело.

После долгого молчания Лайл произнесла:

— И ты никому не сказал.

— Лайл, это страшно потрясло меня. Я вернулся к стене и просидел там полночи. Я был в ужасе не только из-за того, что на секунду подумал, будто это ты. Это был Дейл. Если я мог принять девушку за тебя, то мог и он. Все мысли и страхи, с которыми я боролся, вернулись и сломили меня. Я не знал, что делать. И решил, что буду держать язык за зубами, если только меня не вызовут в суд… То, что я ее нашел, ничего не доказывало. Это не могло помочь Пеллу.

Лайл проговорила тихим, удивленным голосом:

— Дейл сказал мне, что это ты убил Лидию и Сисси. Он сказал, что ты пытаешься убить меня — из-за Тэнфилда. Он сказал…

— И ты ему поверила!

— Я не знаю. Не думаю, что вообще могла поверить хотя бы во что-то.

— Когда ты спустилась к обеду, ты смотрела сквозь меня, как будто меня там не было!

Она еле слышно, печально выдохнула:

— Мне казалось, там была пустота, там не было никого из нас. Как в кошмарном сне.

— Это после того, как он тебе сказал?

— Да. Это меня… — она замолчала, словно подыскивая слово, — ошеломило.

На мгновение голос ее стих. Потом послышался вновь:

— Рейф, что случилось с твоим портсигаром, который я подарила тебе на день рождения?

— Разве ты не знаешь?

— Я — да. Я хотела спросить, знаешь ли ты.

— Дейл взял его тогда, вечером в среду. У него кончились сигареты. Когда они с Алисией собрались уезжать, он увидел мой портсигар на кресле, подобрал и сунул в карман.

— Он знал, что ты это видел?

— О да, знал. Что он сказал тебе об этом?

— Что Алисия нашла его на том утесе, откуда упала Сисси. Сказал, что Алисия искала там свою брошь, а нашла твой портсигар.

Рейф шевельнулся:

— А это очень даже возможно! Я все думал, что ей понадобилось там, наверху, сегодня утром. — Рейф издал удивленный смешок. — Это было всего лишь сегодня утром, а кажется, будто годы прошли. Не думаю, что она вправду уронила брошь. Но Дейл знал, что уронил там мой портсигар, и послал ее его поискать.

Самое странное во всей этой странной истории было то, как спокойно они теперь обсуждали ее. В ней были взрывы страстей и мучительный страх, борьба ненависти, подозрений и сомнений. Вначале — медленное угасание, а потом — жестокая гибель надежды, веры и любви. Были всепоглощающие наплывы эмоций. Но теперь все иссякло. Все прошло, все закончилось. Они говорили без всякого напряжения, без умолчаний. Они не видели лиц друг друга, но каждый отчетливо и ясно понимал мысли собеседника.