Инна Бачинская - Конец земной истории

Монах, стоя на пороге, рассматривал гостиную убитой судьи Сидаковой. Полумрак, задернутые шторы; несколько картин: зелень, река, цветы; светлая мебель, кожаный диван, пара кресел, журнальный столик, на нем вазочка с конфетами; фикус – почти дерево в китайской вазе у окна – с поникшими листьями.

Лариса вышла и вернулась с графином воды. Вылила воду в вазу. Монах неспешно двинулся в другую комнату. Оказалось, спальня. Идеальный порядок, кровать застелена, две картины – городской пейзаж и натюрморт, обе в радостных желто-зеленых тонах – ему пришла на ум яичница, посыпанная зеленым луком; в углу мрачноватый деревянный диптих – мадонна с ребенком и Христос, удачные реплики с очень старых икон. Монах даже заходить сюда не стал – постоял, обвел взглядом и прикрыл дверь.

Кабинет. Письменный стол, всякие мелочи вроде фигурок зверей – майолика, розовый кварц, нефрит; фотографии: Сидакова на фоне джунглей, в аквапарке, на пляже; на одной – вместе с Ларисой; массивное кресло; старинный бронзовый чернильный прибор с дарственной надписью от коллег в день рождения – витязь на коне перед громадной головой в шлеме; на стене картина с изображением молодой женщины на теннисном корте; рядом – разноцветная цейлонская маска. Монах подошел ближе, чтобы рассмотреть женщину на картине. Не было сомнений, что это была судья Сидакова. Молодая, красивая, сильная…

Он осмотрел телескоп на тонком штативе, похожий на кузнечика или марсианина. Труба была направлена в правый верхний угол окна. Он прочитал название: «Celestron» и вспомнил, что пару недель назад было полнолуние. Видимо, Сидакова рассматривала остатки строений на Луне… если Луна была в той стороне. Монах попытался представить себе, где могло быть ночное светило, но так ни до чего и недодумался. Он отдернул шторы, выглянул в окно. Уютный двор, много деревьев, сейчас облетевших, две скамейки, какие-то кусты, остатки клумб. Трава припорошена не то снежком, не то инеем. Немолодой человек гуляет с собакой. В глубине через облетевшие деревья справа просматривался пятиэтажный дом – в ста метрах примерно, с балконами, забитыми всяким ненужным барахлом и неистребимым бельем на веревках. «А наверху звезды», – подумал Монах. В полнолуние до Луны можно рукой дотянуться, все морщины, горы и кратеры на виду. И остатки разрушенных крепостей – бывших космических баз, не иначе. Или з а мков. «Нужно будет как-нибудь зайти в планетарий, взглянуть в телескоп», – пришло ему в голову.

Он стоял посреди комнаты, рассматривал пейзаж за окном и думал. Вбирал в себя атмосферу и дух чужого жилища…

…Они вышли из квартиры. Лариса послюнявила палец и аккуратно вернула бумажную полоску на место. В природе уже наступили ранние осенние сумерки. Они не торопясь шли вдоль улицы – Монах провожал Ларису до ее офиса.

– Я знакома с вашей бывшей женой, – вдруг сказала она.

«С которой?» – хотел спросить Монах, но вовремя прикусил язык. Она действительно пыталась собрать о нем информацию.

– Она читает психологию в Политехническом. Очень приятная…

– Леночка? Откуда?

– Она разводится, пришла проконсультироваться. И как-то так случайно получилось…

– Лена разводится? Не знал.

– Речь зашла о вас… совершенно случайно. Она спрашивала о вас…

– И что вы сказали?

– Что вы дружите с моей сестрой. Что вы собираетесь делать, Олег?

– С чем? – вырвалось у Монаха.

– С убийствами.

– Буду думать. У вас в семье все интересуются астрономией?

– Никто, насколько мне известно. Для отца вся жизнь в театре, для Лики – тоже. Зачем она привела вас в наш дом?

– Она сказала, что опасается еще одного убийства.

– Что?! – Она уставилась на Монаха расширенными глазами, в которых был страх. – Лика так сказала? Но почему? Она же могла поговорить со мной, с нами! Почему вы?

– Не знаю. Она увидела мой сайт…

– Знаю! Видела. Очень впечатляет… – Она пыталась прикрыться иронией, но получилось плохо. – Лика – маленькая дурочка, она все время играет роль, все время на сцене, а отец поощряет. Он… его все забавляет, понимаете? Она как ученая обезьянка, как шут при коронованной особе. Я хотела забрать ее к себе, но она отказалась, она обожает отца. А он… мир вокруг для него театр, скетч, фарс! Одна большая шутка. Он не умеет сопереживать. Вообще, Олег, мы – странная семья, неспособная к эмпатии. Вы увидели нас во всей красе – отец издевался над гостями… даже его внешний вид, эта серьга, этот колпак… издевательство. Нате вам, филистеры! Меня он ненавидит!