Зимфира Павлова - Убийство по-соседски

Вопреки всем законам физики и логики дверь почему-то не рассыпалась в прах. Опилки, из которых когда-то она была спрессована имели совесть и чувство ответственности, в отличии от жильцов квартиры, напрочь не имеющих у себя этих свойств характера.

В квартире жила «сладкая парочка» алкоголиков, муж и жена. Фамилия Наливайко им подходила идеально, любимая фраза этой семьи была аналогичной: «наливай-ка». Определить их возраст было крайне затруднительно, так как пили они страшно, и так же выглядели. Впрочем, прогрессивное человечество в любом случае не дало бы им меньше, чем лет по двести.

Конечно, мадам Ромашкина знала их настоящий возраст. Он помладше, ему сорок восемь лет, а она постарше, ей пятьдесят пять, уже получает пенсию. И потому является желанной женщиной, у которой есть на что выпить.

Когда у них выпить было не на что, они за бутылку и убить могли бы, – размышляла бабушка Ромашкина, спешно готовя ужин любимому зятю и всепоглащающе любимому внуку. Дочь на работе до поздна, а голодный мужчина любого возраста – это источник повышенной опасности. Мамонт – главная добыча мужчины, которую необходимо было приготовить хранительнице очага – женщине. Сытые же мужчины могут быть вполне милыми людьми, вот так – то!

«Очень мил бывает кролик иногда, с ним приятно сесть за столик, да, да, да!» В исполнении мадам Ромашкиной песенка могла классифицироваться как «ворчалка» или «пыхтелка»:

В дверь постучали и бабушка Ромашкина прошествовала в коридор.

– Кто там?

– Это я, Зинаида Алексеевна, я – Настя!

– Входите Настя, пригласила мадам Ромашкина, соседку из второй квартиры, учительницу физкультуры, крашеную блондинку, с сильными стройными ногами, но практически без бюста. «Детей сейчас выкармливают смесями, молочные железы только как украшение», довольно несправедливо подумала бабушка Зиночка.

Впрочем, у Насти украшением служили, хоть и колючие и холодные, но большие, красивые голубые глаза, умело накрашенные дорогой косметикой.

– Зинаида Алексеевна! Соли не найдется? Ложечку! Опять забыла соль купить. Ведь специально в магазин ходила. Купила все, кроме соли. Суп посолить нечем, а сейчас Пашка со школы придет, голодный.

– А Вы, Настя, что сегодня не в школе?

– У меня Зинаида Алексеевна, в среду уроков нет.

– А-а-а Вот оно что! У тебя в разные дни, уроки в разное время, до обеда ты тоже дома была? Ты к Егору, царствие ему небесное, случаем, не поднималась?

– Зинаида Алексеевна! Я познакомилась с приличным мужчиной. Может быть и он окажется в итоге дерьмом, но уже не таким, как этот алкаш, хоть о покойниках плохо и не говорят. Я от Егора отвязаться не могла ни как. Жизни не давал! Еще бы не хватало, чтобы я сама к нему поднималась. С ним управились без меня. Видать ни одной мне он стоял поперек горла. Зинаида Алексеевна у меня суп выкипает!

– Сейчас, сейчас Настенька!

– Что вы, учителя все нервные такие? Вас в институт видать ещё при поступлении по конкурсу подбирают. Кто самый нервный, того и берут. – Потихоньку себе под нос, ворчала мадам Ромашкина уже на кухне, доставая горшочек с солью.

– Возьмите Настенька, бегите, солите.

Почему-то переходя на «Вы», пропела мадам Ромашкина.

Зинаида Алексеевна закрыла за Настей дверь и отправилась на кухню, дожаривать кабачки.

Так! Нарезать еще, пластиками, посолить, в муке обвалять и на сковородочку. Чуть-чуть подсолнечного и сливочного не пожалеть. «Мама! На каком масле вы это делаете?» заверещала въевшаяся в мозг стародавняя реклама. Блин! Запомнилась навсегда. А ведь было бы намного приятнее, если бы чаще всплывали хорошие воспоминания жизни, а не железобетонная реклама, которая как отпечаток клейма на теле остается с тобой на всю жизнь. В отместку на это мадам Ромашкина никогда не покупала то масло, которое так назойливо вбивала в голову реклама. Вот такую страшную месть задумала и осуществила мадам.

А ведь Настя спортсменка, молодая и сильная – думала бабушка Зина. А уж в гневе – то с любым мужиком справиться. Егорка после морских рейсов, пил практически беспробудно, был психованный и жить ей нормально не давал. Свою жизнь губил, Насте осточертел, и её сыну Паше вместо нормального детства ад кромешный устраивал, своими пьянками и драками.

– Ой! Батюшки! Масла надо добавить, а то подгорят кабачки. Ох и вкусные получаются на холестеринчике, аж слюни текут.

Бабушка Ниночка, Нина Петровна, бывшая медсестра, жила в квартире №4 на втором этаже. Под квартирой «сладкой парочки» пьяниц. Жизнь у нее, как и у всяких соседей, живущих рядом, над или под квартирами «алконавтов» было несладкой. Пьяный шум и гам не давал покоя, ни днем ни ночью. В речи жильцов квартиры и их гостей преобладали слова нецензурные. Впрочем, если говорить совсем точно, то вся их речь состояла из нецензурной брани. У хозяина квартиры был, туберклез, а по странной логике жизни, больным туберкулезом требуется секс в очень больших количествах и очень часто. Поскольку пьянчуги на работу не ходили, им было все равно, какое на дворе время суток. Потому покоя Нина Петровна не знала ни днем, ни ночью, ни утром, ни вечером.